Наш собеседник – личность настолько яркая, что называть его «известным» российским писателем было бы тавтологией. Такие встречи-интервью, признаюсь, бывают нечасто. А потому – минимум во вступлении, и максимум – собеседнику. Каков он, современный российский писатель. Как и на чем рождаются его образы? Почему сочинитель вмешивается в политику. Каков результат «культурной оппозиции» Алексея Иванова, и какую цель он перед собой ставит? Что ожидает российские регионы после внедрения «положительного пермского опыта культурной революции»? Какую новую государственную идеологию предлагает Кремль, начав ее внедрение в Перми? Подробности читайте в интервью РИА «ФедералПресс» с писателем.
Алексей, в самом начале был журфак УрГУ? Какое-то неудачное у Вас было с ним знакомство.
На журфак я пошел, потому что рассчитывал сделаться писателем. Это распространенное заблуждение, и я знал о нем еще до абитуры, но, видимо, «наступить на грабли» надо было самому. Год проучился, но не стал сдавать сессию, и меня выперли. Так и надо. Зато потом я поступил в тот же университет на историю искусств. Потому что решил, что широкая эрудиция лучше узкой специализации.
Алексей, а «из какого сора растут цветы, не ведая стыда»? Какие факты биографии повлияли на Ваше становление как писателя?
Никакие факты не влияли. Не бывает такого, что вот жил себе нормальный человек, вдруг в него шарахнуло молнией, и стал он после этого совсем другим. Вы спрашиваете о фактах, имея в виду молнию? Не молнии делают человека тем, кто он есть по природе.
Хорошо, тогда каким безусловным качеством должен обладать человек, чтобы быть писателем?
Видеть мир как текст. Если ты видишь мир как текст – ты писатель. Если ты видишь мир как чужой карман – ты вор. Если ты видишь мир как ринг – ты боксер. Если ты видишь мир как стройку – ты строитель. И так далее. Всё зависит от типа твоего мышления, от особенностей мировосприятия. А всякие молнии с небес тут не при чём. Немало людей в писательстве пытались организовать себе эти молнии искусственно – ехали на войну, хватались за наркоту, садились в тюрягу. Бесполезно. Уникальный или драматический жизненный опыт не предопределяет хорошего писателя. Хотя хорошему писателю такой опыт не помешает.
Что-то у Вас всё так просто получается…
Я писатель профессиональный, писательством я зарабатываю себе на жизнь. Если бы я верил, что писательство зависит от всяких случайных вещей, вроде молнии с неба, вдохновения, озарения или чего-нибудь такого же, я бы ни фига не стал профессионалом. Творчество – нормальный технологический процесс, который можно регулировать. Я не хочу сказать, что мой компьютер сможет написать роман за меня, но вот ауру священнодействия вокруг своего дела мне хотелось бы развеять. Она мешает.
Ваша полемика с министром культуры Пермского края Борисом Мильграмом – это ваша частная история или идеологическое противостояние?
Конечно, это идеологическое противостояние, а не мой дурной характер, как считает губернатор Чиркунов, не моя зависть, как считает Марат Гельман, и не мое желание нарубить бабла, как считают остальные.
От Бориса Мильграма я требую одного: исполнять свои служебные обязанности. В частности, доделать мой проект «Пермь как текст», как Мильграм и обещал, заплатить людям, которые в этом проекте работали, и наказать его помощников-воров, которые этот проект разворовали. А в целом, поддерживать культуру края, где он министр культуры, а не сыпать деньги по карманам московским гостям. Но не переоценивайте значение Мильграма. Он – всего лишь рупор политики тандема Чиркунов-Гельман.
И какую политику Вы в этом видите?
В пермском культурном конфликте как минимум две сущности. Одна сущность – противостояние столицы и провинции. Я считаю, что как культурные проекты столица и провинция должны быть равнозначны. Иначе мы не федерация, а Москва и папуасы. Вторая сущность – властный проект «Культурный альянс». Его придумали Владислав Сурков и Марат Гельман. Суть его в том, чтобы распространить опыт пермского изнасилования на другие регионы. Для Суркова это – новая идеология государства. Для Гельмана – вантуз, которым он прокачивает региональные бюджеты. А в целом это сводится к новому единомыслию типа «соцреализма». Только вместо стахановцев – гопники. Гельман впихивает нынешний российский постмодернизм в статус «учение Маркса единственное, потому что оно верное».
Позвольте. Олег Чиркунов, говоря о приоритете культурного развития, как раз акцентировал внимание на том, что «культура должна быть разная», и никаких критериев оценки быть не должно, «потому что цензуру мы уже проходили в советское время, и все знаем, что это такое»…
Если господин Чиркунов всё это в Перми устроил, разве он станет это критиковать? Мало ли, чего он говорит. Главное – чего делает. У Чиркунова есть железный критерий: мнение Гельмана. А у Гельмана другой критерий: своя тусовка, которую ему надо кормить, чтобы она кормила Гельмана потом, когда в Перми все закончится. Гельман – это такая амбиция стать в культуре новым Максимом Горьким, который сначала был модным маргиналом, а потом превратился в ортодокса при власти. Но Горький всё-таки был писатель и творец, а Гельман – галерист и бизнесмен. В кризис его бизнес пошатнулся, и пришлось с меценатов перепрыгивать на бюджет. Гельмана привез в Пермь меценат Сергей Гордеев, который придумал знаменитую выставку «Русское бедное». Увидев, чего творит Гельман, Гордеев снял Гельмана с довольствия и ушёл из Пермского края. Пришлось Гельману, бунтарю и нонконформисту, искать поддержку в «Единой России» и у Суркова. Блистательная эволюция за один год пермской жизни.
То есть цель – прежде всего деньги?
На мой взгляд, онтологически Гельман стоит в одном ряду с Роном Хаббардом, который создал саентологию. Хаббард говорил: «Хочешь стать миллиардером - придумай религию». Марат Гельман сказал: «Хочешь быть миллионером - придумай культурную политику». Разница в том, что Хаббард свои капиталы заработал, обманывая частных людей, а Гельман обманывает власть. Сейчас в Перми Гельманом разработан проект финансирования региональной культуры лет на пять вперед, и по этому проекту финансирование пойдет через четыре инстанции, три из которых – музей Гельмана, центр дизайна Гельмана и фестиваль Гельмана. На бескорыстие это не похоже.
Вы полагаете, что Гельман обманывает Чиркунова?
Я думаю, что во взаимоотношениях Чиркунова и Гельмана все гораздо сложнее, чем кажется со стороны, но доля гельмановского обмана, безусловно, значительна. Точнее, не обмана, а манипуляции. Свой тренд Гельман подает Чиркунову как модный и актуальный. Но почему же тогда художники из тусовки Гельмана продают свои работы в Перми, а не в Париже? Потому что там они неконкурентоспособны. Там они – вторичны. Их креатив малохольный, его даже на Пермь не хватает, поэтому приходится привлекать пермский контент. И получается вторая системная ложь Гельмана – что он развивает пермскую культуру. Но в этом контенте ни Гельман, ни Чиркунов не понимают ни уха, ни рыла. И то немногое пермское, что использует Гельман, превращается в безумную фестивализацию местной культуры.
Почему?
Потому что региональная культура не получает системного финансирования. Если бы оно было, то существовали бы институции пермских брендов: музеи, научные группы, заповедники, творческие коллективы. Для таких институций важно постоянство бюджетного содержания. А когда его нет, то хватает сил лишь на разовые акции – фестивали. Вот эти фестивали Гельман подгрёб под себя, назвав «Живой Пермью», и через свой карман прогоняет деньги на этот фестиваль.
Есть, например, в Соликамске мастера ковки. Но нет при соликамском музее действующей кузницы. Поэтому кузнецы проводят фестиваль «Огни Гефеста», чтобы хоть раз в год показать, чего они умеют. Гельман и подгребает фестиваль под себя. А если была бы некая кузница-музей, то её бы Гельман не подгреб. Зато «Огни Гефеста» в рамках «Живой Перми» можно выдать за открытие Гельмана, ведь губернатор не знал про этих кузнецов. Деньги получит первооткрыватель. Однако «долгоиграющей» кузницы-музея Гельман всё равно не построит: зачем ему терять контроль над бесхозными кузнецами?
Я не понимаю, почему губернатор так поддается на эти шулерские уловки.
Алексей, но ведь Олег Чиркунов, помнится, очень позитивно отзывался о Вас в своем блоге?
Знаете, я скептически отношусь к похвалам местной власти. У меня примета такая: если хвалят – значит, собираются чего-то отнять. Сильно хвалят – сильно собираются. Проблема не в похвале или в ругани, а в сотрудничестве. Как я понял, губернатор сотрудничать со мной не может никак.
Поначалу мне было странно, а потом я понял. Существующее в России мнение о Чиркунове как о либерале и технократе – миф. Во всяком случае, в культуре. Технократ – сторонник власти профессионалов. Но в пермской культуре все решения Чиркунов принимает сам, не оглядываясь на мнение профессионалов пермской культуры, даже тех, кого подкармливает крохами. Либерал – сторонник свободы. Но Чиркунов не дает свободы второму тренду региональной культуры – уральскому. Свободен в самореализации только московский тренд. От былой прогрессивности Чиркунова остался только ЖЖ – имитация свободы слова. Ведь свобода слова без возможности с ее помощью менять жизнь бесполезна, как в бане пассатижи, по словам Высоцкого, а ЖЖ чиновников ничего не меняют. Свобода слова по-российски – свисток, в который уходит пар общественного негодования.
Возможно, Вы драматизируете ситуацию?
Судите по делам. Что нового создали в Перми за два года гельмановской «культурной революции» его хунвейбины? Музей Гельмана, который за деньги края скупает работы друзей Гельмана. Гельмановский центр развития дизайна, который разрабатывает гербы для чиркуновских канцелярий. За счёт бюджета Гельман привёз кучу таких деятелей культуры, которые и сами могут собирать стадионы, но деньги за билеты тогда получит продюсер, а не Гельман. И пиар, пиар, пиар. А пермский зоопарк остался на костях лучших граждан города. Музей стал вдвое хуже. Здание галереи отдают церкви, а нового здания и в планах нет. Все остальное как лежало в руинах, так и лежит. В городе нет не то, чтобы киностудии, а даже книжного издательства. Все пермские бренды выброшены из культурного процесса, потому что соратники Гельмана – непрофессионалы, они не знают культурных технологий развития этих брендов.
Модернизация предполагает превращение своего продукта в конкурентоспособный и выдвижение его на рынок более высокого уровня. То есть, говоря тупо, продвижение пермского в Москву. А у нас – демодернизация. Спуск неконкурентоспособного с высокого уровня на более низкий, то есть, столичных аутсайдеров – в Пермь. Конечно, нам привозят Врубеля, Гай-Германику и Бродского – но это гастроли, и не более.
Но опять же Чиркунов и ратовал за всякую отмену цензуры, говоря, что всякое искусство хорошо, особенно, если оно вызывает столько шума… Кроме того, как мы знаем, глава региона убежден, что культура дает импульс к развитию экономики через смену ментальности.
Какая смена ментальности в Перми? «Культурная революция» воспитала генерацию лакеев от культуры, которые знают, что получат поддержку не по качеству их проектов, а по лояльности. Механизм смены ментальности – это создание арт-рынка в частности и рынка в целом. А в Перми бьются не за покупателя, как положено на рынке, а за место под выменем власти. Пермский «культурный эксперимент» Гельмана – это малое подобие общероссийской экономики, но в культуре одного города. Вот в этом смысле Гельман – воистину соратник Суркова, который ищет способ приведения общественного сознания в соответствие со сложившейся системой экономики и политики. Только Сурков пытается сделать рыхлое и шаткое монолитным, а Гельман с этого желания Владислава Юрьевича технично стрижет дивиденды.
А менять экономику края губернатор Чиркунов может и более простыми способами, без совриска. Например, давить коррупцию. Или хотя бы не поощрять ее в лице Гельмана и помощников Мильграма. Нет, у нас все по-ленински: «мы пойдем другим путем». Гельман устроит сто матерных выставок, и от этого все воры расплачутся, вернут украденное в бюджет, воздвигнут дома и дороги, поймают в Молёбке инопланетян и вытрясут из них технологические секреты, чтобы внедрить на Мотовилихинском заводе, усыновят по десять беспризорников и выучат наизусть ПДД.
Я так понимаю, что и культурная (и не только) европеизация Перми инициировалась властью для смены ментальности? На мой взгляд, это равноценно тому, что в армии заставить солдат приклеивать на голые деревья зеленые листья, которые через минуту опадут под напором ветра. С той лишь разницей, что для «наклеивания листочков» на пермскую действительность расходуются немалые бюджетные деньги. Чем, на Ваш взгляд, всё это закончится?
Я думаю, всё это закончится ничем. Останется поле с дымящимися руинами. И вновь всё нужно будет начинать с основ. Вы правильно заметили, что Пермь пытаются европеизировать, наклеивая листочки. Ведь что означает «жить по-европейски»? Восхищаться актуальным искусством? Нет. Это означает «жить в свободном обществе». В таком, где человек волен заниматься, чем хочет, если это не противоречит законам. В таком обществе, где власть не попирает права граждан, а воров ловят. Где чиновник не лезет в культуру, потому что это не его епархия. Где побеждают в конкурентной борьбе, а не в придворной. Конечно, мои слова – идеализация западного общества, но в данном случае она уместна. А евроремонт нашего сарая по-пермски – это грустно.
Неужели идейный вдохновитель «пермской культурной революции» ничего не понимает «про листики»?
Вы имеете в виду губернатора? Наверное, не понимает.
Значит, это такое искреннее заблуждение?
Наверное, поначалу это было искренним заблуждением, но потом стало бычьим упрямством. Российский авторитаризм разлива «нулевых» годов.
Алексей, а почему только Гельман, у нас развивается, например, музей ложки в Нытве?
Да, губернатор полюбил музей ложки в Нытве. Ложка – не лопата, почему бы чиновникам её не полюбить? Но ложки в пермской культуре – не самое главное. Музей ложки – детская забава. Хорошо, что он есть, но не более. Не стоит милую сентиментальность принимать за доброту и заботу.
А что Вы бы предложили для развития региональной культуры?
Вытягивать на более высокий уровень то, что есть. В каждой сфере деятельности – своя технология. Например, в Перми Гельман проводит фестиваль поэтов «СловоNova». Приезжают столичные мэтры, выпьют, друг с другом поболтают, почитают стихи, - и домой. А мне кажется, что на эти деньги надо наших молодых поэтов отправлять в столицу – и потом издавать их книги. Поэтам нужны книги, а не фестивали, которых и без Перми достаточно. И так во всём. Учите своих там, где учат, а потом вкладывайте деньги в то, что они будут воплощать здесь. Поддерживайте то, что эксклюзивно, или то, что уже доказало свою конкурентоспособность. Культура – не спорт высоких достижений, где можно побеждать, покупая легионеров. Да и купленные легионеры – не из высшей лиги. В культуре не важно быть модным, а важно быть полноценным. Делать ставку на моду – всё равно, что переводить свои корабли на парусную тягу. Причём дует в паруса чаще не ветер, а сам экипаж.
А почему Вы не рассказали обо всём этом Владимиру Путину при встрече?
Я даже в садике ябедой не был. Вся эта пермская бодяга, не взирая на Суркова, - бодяга только пермская. Если местные деятели культуры не смогут переломить ситуацию, значит, поделом. Надо уметь побеждать в конкуренции. Я ведь не за то, чтобы гнать Гельмана. Я за то, чтобы были равные условия борьбы. Если власть отваливает Гельману сотни миллионов, пусть столько же отваливает и на местный тренд, и тогда будет ясно, какой из них жизнеспособнее.
Получается, без политики современному писателю никак?
Вы говорите так, будто мы живем в XVIII веке. Давным-давно «быть писателем» означает не только писание романов. Это ещё и стратегия общественного поведения, присутствие в медиа, культурные проекты. Мои культурные проекты связаны с Уралом. И они – дорогие. Мой проект «Хребет России», фильм и книга, стоил больше двух миллионов долларов. Но это был частный проект. С Пермским краем проекты куда дешевле. И всё равно: где деньги – там и политика. Потому что это она определяет приоритеты.
Меня все это давно достало. Достал губернатор с его убеждением, что современная культура – это Марат Гельман, и больше никто. Достал Гельман, без санкции которого в пермской культуре уже ничего не делается. Гельман живет на даче губернатора, как Карлсон на крыше у Малыша, - с теми же результатами для Малыша. Достали чиновники, которые разворовали мои пермские проекты, но остались безнаказанными, потому что они в курсе махинаций Гельмана, и вся чиркуновская рать не может спровадить их в СИЗО. Это, кстати, называется коррупция. Достали проплаченные Пермью московские СМИ, восславляющие «пермский проект». Достали глупости вроде «Пермь – российский Бильбао» или «Пермь – культурная столица Европы в 2016 году». Достали долдоны, которые кричат, что у Гельмана в музее отвратительные картины с матом и гопниками. Достали долдоны, которые кричат, что у Гельмана в музее прекрасные картины с матом и гопниками. Достали юзеры, которые пишут: «Гельман хоть что-то делает!». Достало враньё, манипуляции, некомпетентность и подмена смыслов.
Терпеть это я не хочу, хотя и бороться с этим меня тоже достало. У меня куча своих дел, и даже десятую часть сил тратить на это жульё мне обидно.
Алексей, не кажется ли Вам, что в таком случае Вы замахнулись на гораздо более значимые вещи, чем «просто» отстаивание своего мнения? Вы вмешиваетесь в вопросы, которые не под силу порою решить правоохранительным органам. Вы осознаете риски своего вмешательства в политику?
Не нужно демонизировать эту публику. В стране воруют миллиардами, будет кто-то там мараться за десяток миллионов Гельмана. То, чего в Перми нагородят Гельман и приспешники, рухнет само собой, и толкать не надо. Жаль тех местных явлений, которые за это время погибнут, не дождавшись спасения. Я стараюсь эти явления спасти: поддержать делом, озвучить в более обширном информационном пространстве, переосмыслить в соответствии с новой эпохой, уже постиндустриальной. Совершенно органичная позиция для местного писателя. Естественное движение вещей. Так что это не я вмешиваюсь в политику, это дурацкая политика вмешивается в нормальный ход жизни.
Благодарим за беседу!