17 августа исполнится 20 лет с момента памятного дефолта 1998 года, когда Россия столкнулась с жесточайшим финансовым кризисом, а большинство населения потеряло значительную долю своих сбережений. Чем отличается ситуация 20 лет спустя, и какие угрозы таит наше время – в материале «ФедералПресс».
Ровно 20 лет назад правительство России приостановило выполнение обязательств по ряду задолженностей, а также куплю и продажу государственных краткосрочных облигаций (ГКО). Наступил дефолт, от которого пострадали не только владельцы облигаций, но практически все население страны. Курс рубля, который до этого момента держался на уровне чуть выше 6 рублей за доллар, стремительно рухнул. Всего за три недели американская валюта перешагнула рубеж в 20 рублей.
Цены на импортные товары внутри страны резко подскочили. За один только сентябрь инфляция составила 38%, а за весь год – 84,5%. По некоторым оценкам, российская экономика потеряла из-за этого кризиса в общей сложности 96 млрд долларов, население – 19 млрд долларов.
Государственный Мавроди
«В августе 1998 года мы стали жертвой авантюризма руководящей элиты, - считает научный руководитель Института экономики РАН Руслан Гринберг. - История с ГКО – это же своего рода государственный Мавроди. Плюс ужасающая ситуация с выплатой налогов со стороны новоиспеченных собственников и скороспелая либерализация валютного режима. Все это привело к катастрофе, потому что это настоящая катастрофа, когда у вас за 3 недели курс рубля снизился в 3 раза. Такого не было ни в одной из трансформирующихся стран».
Дефолт, по словам экономиста, породил долларизацию сознания, когда люди не верят властям и считают, что нужно держать какие-то средства в валюте. Между тем, по мнению Руслана Гринберга, сегодняшняя ситуация отличается от того, что было 20 лет назад. «По сравнению с 1998 годом, наша финансовая система намного устойчивее. У нас низкая инфляция, у нас 500 млрд долларов валютных резервов, а тогда практически ничего не было. У нас скорее всего будет профицит бюджета и профицит платежного баланса».
Доцент кафедры фондовых рынков и финансового инжиниринга РАНХиГС Сергей Хестанов отмечает, что если смотреть с житейской точки зрения, а не государственных финансов, у людей могут возникать ассоциации с тем периодом. «И тогда и сейчас были трудности, жизненный уровень многих людей снижался. В этом плане нынешняя обстановка схожа с 1998 годом, но с точки зрения финансов ситуация противоположна. Насколько она была плохая тогда, настолько хорошая сейчас», - отметил экономист.
По его словам, в 1998 году наблюдалась комбинация двух явлений – во-первых, искусственно поддерживался фиксированный и серьезно завышенный курс рубля, во-вторых, государство при высоком уровне госдолга пыталось финансировать его за счет заимствований. «Как следствие строилась пирамида ГКО, которая рухнула и запустила дефолт, - пояснил Хестанов. - Сейчас ситуация ровно обратная – курс рубля у нас плавающий, госдолг – небольшой, резервы ЦБ его многократно покрывают».
Главный экономист «Альфа-банка» Наталья Орлова отмечает, что основное последствие 1998 года, которое сейчас ощущается, в экономической политике, – это решение больше не влезать в долги. «Это урок, который был вынесен из того кризиса. У России сейчас очень низкий уровень государственного долга – 13% ВВП и около 30% ВВП внешний долг, - поясняет она. - Наша страна гораздо меньше экономически уязвима в условиях той финансовой нестабильности, с которой сейчас сталкиваются другие страны, например, Турция или государства Латинской Америки».
Новая угроза
Однако, как отмечает Руслан Гринберг, в 1998 году у нас было одно преимущество, по сравнению с нынешней ситуацией. «У нас была большая взаимная любовь с Западом. Сейчас же все наоборот, финансовая система достаточно мощная, а враждебность и конфронтация нарастает. И санкции впервые начинают быть чувствительными, для финансового сектора особенно, - отмечает экономист. - И это тоже наводит на размышление, потому что курс рубля, как оказалось, может снижаться и довольно стремительно и без всякого падения цены на нефть».
Сергей Хестанов также считает, что новой реальной угрозой для нашей страны являются западные санкции. «Ожидать повторения 1998 года оснований нет, но некоторые опасения оправданы. Дело в том, что мы вот-вот столкнемся с серьезными санкциями, с которыми еще ни разу не имели дело, - отмечает он. - Настоящих санкций еще не было. Те, которыми нас пугают, вступят в действие в будущем – один из пакетов 22 августа, другие, довольно серьезные санкции, объявленные в апреле 2018 года, заработают только 23 октября. И главная интрига заключается в следующем – насколько они будут соответствовать тому, что анонсировалось».
По словам экономиста, среди всех санкций, которыми нам грозят, наибольшее беспокойство вызывает маленький пункт одного законопроекта, который подразумевает запрет для российских банков на операции с американской валютой. «Если это будет доведено до практики, то может стать очень серьезной угрозой, потому что наши основные экспортные контракты, хоть и направлены в Европу, а не США, но номинированы в долларах. И платежи по ним проходят в долларах, - поясняет Хестанов. - Если это запретят, возникнет как минимум большая напряженность и вопрос – как рассчитываться по контрактам? Вторая проблема – что будет с вкладами в долларах? Ведь если будет запрет – банки потеряют техническую возможность вернуть долларовые вклады».
Возвращение в «застой»
После дефолта 1998 года очистившаяся от долгов экономика страны начала бурно развиваться, показывая прирост в 6-7-8% в год. В 2000 были даже рекордные плюс 10%. Конечно, одна из главных причин такого роста – девальвация рубля. «Это сделало неконкурентоспособным большую часть импорта в России, и радикально подняло конкурентоспособность всего отечественного, - поясняет Сергей Хестанов. - Целые отрасли поднялись, потому что получили такие преференции, что даже самые криворукие умудрялись при этом прилично зарабатывать. Плюс еще один важный фактор – у нас многие советские производственные мощности простаивали, и когда вдруг появилась огромная ценовая преференция, они были тут же загружены». Сейчас, по словам экономиста, факторов, сработавших после 1998 года уже нет. И глубина девальвации заметно меньше, чем в 1998 году, и практически нет свободных мощностей, которые можно было бы загрузить.
Наталья Орлова отмечает, что нынешнее состояние экономики, это с одной стороны следствие правильной макроэкономической политики, с другой – следствие длительного периода экономического роста, который как раз стартовал после 1998 года. Однако дальше на такой же бурный рост рассчитывать не приходится. «Наша экономика значительно выросла за последние 20 лет. Крупные экономики не растут так быстро, как маленькие, - поясняет она. - Мы уже не можем вернуться на 7%, у нас сейчас потенциальный рост на уровне 1%».
По словам Орловой, с точки зрения структуры экономика России мало поменялась с тех времен. «Тогда в бюджетных доходах доля нефтянки была 50-60%, сейчас она 40-50%. В экспорте тогда было 60-70%, сейчас 50-60%, - отмечает она. - И если посмотреть се йчас на динамику валютного рынка, то фактор нефти остается ключевым».
Руслан Гринберг также считает, что факторов для быстрого роста у нас сейчас не видно. «Нет осмысленной политики оживления экономики. Всякие надежды на шлифование инвестиционного климата носят ритуальный характер, наоборот бизнес зажимается. С другой стороны нет и осмысленной стратегической политики по обновлению обветшалой инфраструктуры, что тоже дало бы толчок росту экономики, - отмечает он. - В моем представлении установка делается на сохранение так называемой стабильности. Главное, чтобы не было бы хуже».
«Повторяется эпоха позднего СССР, которую назвали «застоем», - считает Сергей Хестанов. - Экономический рост вроде бы есть, но довольно слабый, реальный жизненный уровень людей медленно, но снижается. К сожалению мы зашли в период, который экономисты называют «низкие темпы экономического роста», а на бытовом языке – «застой». Если сырьевые рынки будут показывать то, что сейчас, скорее всего наши темпы экономического роста составят от чуть меньше 1% до максимум 1,5-2%. А для России любой экономический рост менее 3% – это «де факто» стагнация», - подытожил экономист.
Фото: pixabay.com