Время подводить политические итоги 2018 года, на который пришлось достаточно много событий, возможно, исторического характера. Это и президентские выборы, где Владимир Путин набрал рекордный процент, и появление новых ярких политиков с их скоропостижным затуханием, и, конечно, пенсионная реформа, качнувшая социальное самочувствие граждан. Об этом и многом другом мы поговорили с политологом, членом Общественной палаты России, директором исследовательского центра «Особое мнение» Екатериной Курбангалеевой. Эксперт поделилась с «ФедералПресс» своим видением и точкой зрения на главные события прошедшего года во внутренней политике.
Родовая травма оппозиции
Екатерина Шамильевна, прошедший год был очень богат на политические события. Наверное, стоит начать с президентских выборов. Многие эксперты считают, что эта кампания скатилась до настоящей клоунады, когда статисты где-то там, внизу, поливали друг друга грязью без шанса на успех, а Путину не надо было ничего делать для сверхубедительной победы. Чья в этом вина/заслуга – оппозиции или власти?
– Прошедшая президентская кампания – это отражение, слепок реальной ситуации во внутренней политике в момент, данный нам сегодня в ощущении. Действительно, у нас есть большой лидер и сателлиты. Кого-то искусственно дотягивать до уровня Владимира Путина было бы нереально сложно, просто невозможно, да и зачем. Если мы посмотрим на всевозможные рейтинги, то увидим, что у нас лидирует президент РФ, а за ним на огромном расстоянии – правительство, Дума и ряд других политических и государственных институтов. Там отставание в десятки раз.
В таких рейтингах и превосходстве трудно упрекать действующую власть. Каждый субъект политического процесса стремится к точке абсолютной силы. Это объяснимо и предсказуемо. Другое дело, что должен быть естественный механизм торможения этого движения, другой полюс, точка противодействия, задача которого – балансировка. Ведь когда какой-то политический субъект доходит до зенита своей власти, именно в этот момент он перестает быть устойчивым, а значит, уязвимым. Это диалектический процесс.
С оппозицией у нас тяжело и с системной, и с несистемной. Помню, когда создавался Координационный совет несистемной оппозиции несколько лет назад, он моментально развалился, не просуществовав и трех-четырех месяцев. Несистемные оппозиционеры не способны к объединению. Я не помню такого случая, чтобы, например, либеральный фланг смог договориться хотя бы на одних локальных выборах о единых кандидатах. Если бы на фоне пенсионной реформы три оппозиционные партии или хотя бы две объединились, они бы могли, наверное, опрокинуть лидерство «Единой России». Но нет.
У нас есть только элементы политической расторговки с позиции силы, которую временами демонстрирует власть. Политика у нас очень монологична, у нас нет культуры договора, нет культуры политического диалога равноправных кандидатов. Как только появляются демократические процессы в какой-нибудь партии, тут же партия начинает разваливаться. Все более-менее политически состоятельные партии в России сугубо вождистские и держатся за счет лидера и его воли. Видимо, мы еще не дозрели, не умеем садиться за стол переговоров. Это присуще как власти, так и оппозиции. С другой стороны, власть и не будет садиться за стол переговоров. С кем? Кто визави? Кто на той стороне, и от чьего имени он выступает? Поэтому неумение договариваться для оппозиции более критично. Хотя, конечно, это не столько вина оппозиции, сколько ее родовая травма.
Ну, и чисто технологически понятно, что [на президентских выборах] никаких равных кандидатов не требовалось. Кампания имела референдумный характер, и никто этого не скрывал. Основной задачей была явка, чтобы в абсолютном значении за Владимира Путина проголосовало не менее 50 процентов избирателей.
Как вы относитесь к тому, что КПРФ выдвинула Павла Грудинина, а не Геннадия Зюганова на президентские выборы? Это был правильный шаг со стороны коммунистов?
– Я думаю, что это было отчасти решение самого лидера КПРФ. Самое плохое – если бы под закат политической карьеры Геннадий Зюганов пришел к концу гонки не вторым, а третьим или четвертым. А такие риски в случае выдвижения Зюганова были высоки.
Павел Грудинин – яркий кандидат. Но у нас расслоение общества настолько сильно, что сейчас трудно предложить какой-то единый сценарий или единого кандидата для всей страны. Электорат Грудинина был изначально не ядерным, не «красным», он был сосредоточен в крупных городах в большей степени, чем в провинции, которая всегда была основой поддержки КПРФ. Грудинин был идеологически чужд прокоммунистической глубинке. В то же время это был неожиданный кандидат. Его, похоже, кураторы внутренней политики в расчет не брали. Исходящую от него опасность начали чувствовать позже. Федеральные СМИ отрабатывали «заказ на Грудинина», помимо этого на места шли сигналы о необходимости активной контратаки на Грудинина. Но я знаю, что эти сигналы сознательно на местах гасились. Если бы команды выполнялись в полном объеме, то кандидат от КПРФ набрал бы еще больше. Но на местах Грудинина не замечали, а в силу слабого уровня поддержки местных первичек и рядовых партийцев он набрал столько, сколько набрал.
Имел ли место, на ваш взгляд, саботаж Грудинина самими коммунистами?
– Безусловно. Там есть определенный раскол, и он усиливается. В следующем году, я думаю, он расцветет пышным цветом на выборах в Мосгордуму. Тем более что одним из основных раскольников выступает секретарь московского отделения партии. Да, саботаж был. Была определенная часть в партии, которая Грудинину не сильно помогала, так скажем.
Почему и Павел Грудинин, и Ксения Собчак, да и остальные кандидаты, кроме Владимира Жириновского, пропали из виду после президентских выборов?
– Это удивительно, и я это логично объяснить не могу. Может, это связано с их личными планами. Все ожидали, что Грудинин станет баллотироваться в губернаторы. Оглядываясь назад – у Грудинина был бы шанс взять регион. Собчак была еще в информационном поле 2–3 месяца. Они с Гудковым собирались делать «Партию Перемен». Но потом – тишина.
«Слом социальной привычки и вмешательство в индивидуальную стратегию жизни»
Постпрезидентская эйфория сменилась политической депрессией уже к лету из-за непопулярных реформ правительства, в частности, из-за пенсионной реформы. Каково ваше отношение к этой реформе? Действительно ли она была неизбежной?
– Не берусь судить, насколько она была неизбежна с точки зрения экономики. Слышу разные мнения. На поверхности – считается, что у страны дефицит средств, и страна должна оптимизировать свои обязательства. Действительно, Пенсионный фонд в последние годы трещал по швам. С другой стороны, тут же встает вопрос про эффективность бюджетных расходов в принципе.
Я думаю, что если бы год назад эту тему начали «разминать», то к середине 2018 года мы бы подошли к этой проблеме с меньшими эмоциями. Тема бы уже набила оскомину. На мой взгляд, при планировании кавалерийского наскока на пенсионную систему не рассчитали сильное социальное расслоение в обществе. Летом я в инициативном порядке провела фокус-группы по проблеме пенсионной реформы, чтобы понять, что произошло в восприятии людей. Ведь в Москве, Питере, в крупных городах люди и так работают после 60 и даже 65 лет. А в средних и особенно малых городах, не говоря о сельских районах, даже та работа, которая есть, настолько невысоко оплачивается, что люди рассчитывали по достижении определенного возраста получать еще и пенсию, чтобы позволить себе, наконец, отдых, не считать деньги от зарплаты до зарплаты, покупать подарки внукам, сделать ремонт в квартирах. И вот их жизненные планы, личная жизненная стратегия были перечеркнуты.
Помните, в 2011 году появились так называемые рассерженные горожане. Но тогда был протест идеологического свойства, поколенческо-ценностного. А теперь начинает вызревать социальный протест. Опора нынешней власти в лице населения средних и малых городов сильно ослабела. Во многом мы это воочию наблюдали в сентябре этого года на выборах. Резко снизилась поддержка действующей власти и в среде бюджетников, которых всегда использовали как бесплатных агитаторов и в качестве ядерного электората. У бюджетников, в особенности в глубинке, теперь не осталось никакой мотивации ходить на выборы и голосовать «за».
В этом плане власти сейчас ситуацию по-прежнему, как мне представляется, недооценивают. Считается, что если уличного протеста нет, то все хорошо: дескать, люди переварили, пережили, оплакали свое будущее и смирились. Ничего подобного! Последствия пенсионной реформы – это как пуля со смещенным центром тяжести. Вошло, ранило социальный организм, а откуда выйдет – непонятно. А выйдет сильным недоверием, возрастающим чувством несправедливости. Вся политика, да и экономика тоже держится на доверии. Последствия пенсионной реформы – надолго. А сейчас еще начнется реализация пенсионной реформы, начнется, как водится у нас, через пень-колоду. Достоянием СМИ и общественности станут первые истории, когда людей предпенсионного возраста сокращают, увольняют, не дают устроиться на работу. Если так надо было проводить пенсионную реформу, то стоило бы предоставить людям какой-то более длительный переходный период. Предложить им на несколько лет выбор: хочешь идти на пенсию – иди, хочешь работать – пожалуйста. Не обязательно заставлять всех строем ходить. «Если все шагают в ногу, мост обрушивается». У нас в регионах очень плохо со здравоохранением, реабилитацией, а среднестатистический человек, проживающий в среднем или малом городе, не говоря про селян, вряд ли может похвастаться крепким здоровьем. И что дальше мы получим? У нас стремительно будет увеличиваться число бедных. В результате национальная задача по преодолению бедности может быть сорвана, что будет воспринято с еще большим недовольством.
Логично выглядит, что, если бы правительство и власть в целом начали готовить население к пенсионной реформе, было бы проще людям. С другой стороны, если бы о пенсионной реформе говорили раньше, до президентских выборов, был бы у Владимира Путина такой процент поддержки в марте?
– Был бы, мне кажется. Потому что пока Путин не сказал свое веское слово – а паузу можно было держать – все рассчитывали на то, что сейчас придет президент и вернет справедливость, которая, по мнению большинства населения, пенсионной реформой была попрана. Знаете, после обращения Владимира Путина заслуженные учителя и врачи, обласканные властью, обладатели премий и наград говорили: «Если бы мы знали, что Путин поддержит увеличение возраста выхода на пенсию, мы бы за него в марте не проголосовали». Но это нужно было обсуждать, дискутировать. А получилось, что говорил только Алексей Кудрин. Правительство отмалчивалось, президент в свое время дал обещание. Многие восприняли это так: население спросили для проформы, оно высказалось против, но кого интересует мнение народа, решение принято, а вы что хотите, то и делайте.
Пенсионная реформа сломала выработанную годами социальную привычку, государство жестко, безапелляционно вмешалось в индивидуальную стратегию жизни человека. Этого нельзя было делать. Во всяком случае, в такой форме. Государство по-прежнему остается тоталитарным в каких-то своих проявлениях. И это, в свою очередь, – родовая травма действующей власти. Предоставьте людям выбор, пусть сами решают. Хотя бы в течение какого-то обозримого срока. Возможно, это был бы не такой большой прирост сэкономленных средств, но мне кажется, что потерянное доверие стоило больше. Сейчас непонятно, кто от этого выиграл, но проиграли все.
Об этом и хотелось задать вопрос. Кто сильнее всех пострадал репутационно от пенсионной реформы – правительство, Госдума, президент? Или же для граждан вся власть на одно лицо?
– Сейчас трудно пока об этом говорить. Но если раньше злыднями были все, кроме президента, то сейчас вера в президента потускнела. Сегодня достаточно скептически оценивается вся внутренняя и даже внешняя политика. Даже «Крымнаш» уже раздражает общество. У жителя России обострилось чувство справедливости, это теперь сродни оголенному нерву. Чувство недоверия становится всепоглощающим. Оно обострено и направлено вовнутрь. Все, что делается за границами страны, стало не заслуживающей внимание периферией. За границами страны – все в тумане, а внутри страны – фокус восприятия, наведенная чувством несправедливости резкость.
Обновление во спасение
Результаты осенних губернаторских выборов можно ли связывать исключительно с непопулярными решениями федерального центра?
– Где тонко, там и рвется. Знаете, что интересно и о чем мало говорят, на этих выборах впервые из-за пенсионной реформы губернаторские кампании и кампании в законодательные собрания перестали сшиваться. Это стало рискованно. Весь удар от пенсионной реформы приняла на себя «Единая Россия», она стала таким громоотводом для власти. Губернаторы же в большинстве своем отказались публично поддерживать пенсионную реформу и ушли в хозяйственную повестку. Там, где они смогли продемонстрировать успехи, они получили поддержку. Но в основном, конечно, на поддержку врио сработал эффект новизны и неизбежный в таких случаях кредит доверия. Губернаторы же, которые переизбирались на второй срок, получили от населения от ворот поворот.
В любой стране после пенсионной реформы правящая партия теряет свои позиции, но, несмотря на это, «Единая Россия» лидерство свое, пусть «на флажке», на пределе, почти у края пропасти, но удержала. Теперь партия пытается политически выжить, а это можно сделать только через обновление. По сравнению с другими партиями сегодня «Единая Россия» выглядит живее. КПРФ вообще не смогла отработать повестку. Коммунистам был преподнесен неожиданный подарок, но они им не воспользовались. С ЛДПР все понятно. «Справедливая Россия» показала полную несостоятельность. Такое ощущение, что удар пришелся по «Единой России», ток прошел по ней, вызвал цунами, а в результате волна накрыла системную оппозицию. Видимо, что-то «в консерватории уже пора менять» (я имею в виду три парламентских партии оппозиции).
Те губернаторы, которые проиграли, они попросту «достали» жителей. Конечно, каждый регион надо разбирать отдельно. Главное – проиграли, повторюсь, те, кто шел на второй срок. Все, за исключением одного. И необходимо особо отметить сей факт: впервые врио губернатора, назначенному президентом РФ (Приморский край), в доверии было отказано. И, пожалуй, это можно назвать одним из самых главных прецедентов уходящего года.
А может быть, это хорошо, что теперь врио губернаторов и главы регионов будут заниматься своим политическим имиджем, а не ждать, когда президент приедет в регион и поделится своим рейтингом?
– Любой кризис – это возможность. Посмотрим. На самом деле далеко не все губернаторы правильно оценили сентябрьские события. Многие по-прежнему в своих шорах находятся, для некоторых это досадный, случайный сбой системы. Не все до конца понимают, что последствия пенсионной реформы еще впереди. С 1 января следующего года грядет мусорная реформа, это опять с неизбежностью будет воспринято как дополнительное залезание в личный карман. Это может стать и, скорее всего, станет проблемой не только для жителей, а также для игроков рынка. Очевидно, что произойдет передел. А ведь отрасль полулегальная, если не сказать криминальная.
Реализация нацпроектов у нас тоже под большим вопросом. Если даже президент РФ вынужден был напрямую призвать не верящих в результат чиновников уходить… Дыма без огня не бывает. Региональная часть нацпроектов до сих пор не согласована. Правда, Дмитрий Медведев поставил задачу закончить эту работу до Нового года. Даже при том что федеральный центр готов дать 95–99% финансирования, многие субъекты РФ не могут добрать оставшиеся проценты финансовых средств. Пока анонсированный прорыв – перспектива далекого будущего.
Связаны ли кадровые и структурные обновления в «Единой России» только с результатами выборов, или же это логичный структурный процесс, отвечающий реалиям и вызовам нового времени? По высшей партийной школе возникают вопросы. Что это? Зачем это нужно?
– Эта тема пока только заявлена. Мы же очень часто реагируем на обертку, форму. Посмотрим на содержание чуть позже. Но в любом случае повышать профессиональный уровень партийцев необходимо. Это шаг в правильном направлении. Но в целом перед партией стоят иные, более серьезные вызовы. «Единой России» надо определиться с дальнейшей стратегией: они всецело поддерживают власть, или они умеренные критики? Партии уже стоит подумать о более четком позиционировании.
Обновилась не только «Единая Россия». На последнем съезде ОНФ произошли кадровые перестановки в руководстве организации. Многие эксперты списывали со счетов ОНФ, дескать, структура отработала свое для Кремля. Почему списывали со счетов, и что сейчас произошло с ОНФ?
– Списывали со счетов, да. Потому что для куратора внутренней политики, первого зама руководителя АП Сергея Кириенко, как мне кажется, цели этой организации были непонятны, задачи неочевидны, инструментарий временами сомнителен. ОНФ не укладывался в его понятную, такую транспарентную матрицу. Он как человек с очень жесткой схематической системой мышления не понимал, что делать с этим аморфным политическим образованием. И не знаю доподлинно, появилось ли это понимание сейчас. Но для начала были перехвачены рычаги управления. А сейчас и на политические позиции в ОНФ были поставлены другие люди. Аналогичная история, только чуть раньше, произошла с «Единой Россией». Сейчас можно увидеть, как от «бывшего владения» его предшественника Вячеслава Володина осталась только укрепленная, усиленная, но почти осажденная крепость – Госдума. Хотя такой расклад – возможно, просто миф про разборки кремлевских башен или подъездов. Помните, «политика у нас однопартийная, но многоподъездная» (улыбается).
Какие задачи стоят перед ОНФ теперь?
– Если сейчас ОНФ «натравить на чиновников» в регионах, то в сентябре мы потеряем не четыре региона, а пять–семь. Здесь ресурс прочности региональной горизонтали исчерпан. Кураторы внутренней политики могут срубить сук, на котором сидят. В этом случае придется каждые год-полтора менять губернаторов, чтоб они не успели наделать ошибок, рассчитывая каждый раз на эффект новизны. «Лидеры России» тогда еще больше будут востребованы. Систему общественного контроля, конечно, надо усиливать, но сейчас действительно не очень понятно, что делать ОНФ. Либо им надо давать какие-то отдельные направления деятельности, либо еще что-то придумывать. Сейчас самыми болезненными темами остаются здравоохранение, экология. Может быть, ОНФ эти задачи окучит, а может, структура будет существовать «между мирами», по ту сторону актуального партийно-политического и социального измерения. Там сейчас появились такие внятные фигуры, как Сергей Когогин, Елена Шмелева. Может, они будут заниматься какими-то прорывными, инновационными проектами. Но тогда это уже будет не Общероссийский народный фронт, а «Общероссийский народный авангард».
Битва за молодежь
А теперь давайте поговорим о проектах, которые не просто понятны куратору внутренней политики, а которые он и организует. Кремль стал проводить все больше и больше форумов и конкурсов для молодежи (старшеклассники, студенты). Это и «ПроЕктория», и «Молодые профессионалы», и форум добровольцев на ВДНХ. Путин стал чаще общаться с молодежью. Почему именно на четвертый срок у него пробудился такой интерес к этой категории граждан?
– Знаете, я недавно вспомнила, что лет 7–10 назад у Росатома появился проект, предусматривающий открытие интерактивных образовательных центров в каждой административной столице субъекта РФ по продвижению в научно-популярном формате ядерной физики, атомной отрасли. Целевой аудиторией этих центров были старшеклассники. Фактически воспитывалась лояльное атомной энергетике поколение. До сих пор эти центры существуют и работают. Я думаю, что логика сегодняшних молодежных проектов аналогична. С одной стороны, воспитывают лояльную молодежную прослойку, что призвано минимизировать будущие поколенческие протесты, с другой – задействуются механизмы креативного саморазвития, что заставляет молодежь чувствовать себя востребованной. Сергей Кириенко, как мне кажется, любит и умеет заниматься кадрами. В этом он видит одну из своих основных задач.
Еще один знаменательный момент уходящего 2018-го – Год волонтера. Это тоже молодежная тема. Почему Кремль решил уделить столько внимания добровольческому движению?
– Волонтеры – это созидательный выход позитивной энергии. Я всячески поддерживаю эту историю, только временами она становится понемногу картинной, лубочной. В рамках Общественной палаты РФ мы часто сталкиваемся, например, с такими историями: звонят из регионов одинокие люди с проблемами, и волонтеры в этих регионах вроде есть, а вот как-то не встречаются они. В результате ищем волонтеров вручную. Невидимые миру слезы – с этим тоже надо работать, хотя там и нет веселых тусовок, грантов и селфи с известными людьми.
Движение волонтеров понемногу политизируется, движется в сторону «Наших». Я понимаю, что это тоже нужно, должен быть выплеск энергии для молодых карьеристов (в хорошем смысле). Но важно, чтобы «не выплеснули ребенка». Выхолащивается сам смысл добровольческого движения. Появляется тусовка ради тусовки, ради того, чтобы заметили и продвинули. В принципе, молодежи это свойственно – им надо собираться в стайки, активные и веселые. Из этого тоже все равно получается что-то позитивное, создается некая культура, мода на добровольчество и волонтерство.
А что скажете насчет Алексея Навального? Смог ли он за прошедший год набрать политических очков?
– Мне кажется, он подсдувается. Но он сделал главное – указал на возможности инструментария, того панорамного окна, через которое можно видеть все недостатки системы. И по его пути сейчас уже идут многие: все выкладывают какие-то видеосъемки, записи выступлений, документы, проводят расследования.
Главный недостаток Алексея Навального – это, с одной стороны, его окружение, преданные, не сильно продвинутые фанаты, с другой стороны – полное отсутствие компетентной команды, сильных равнозначных партнеров. Он тоже по натуре вождь, но не терпящий рядом даже апостолов, только толпу обожателей. Он ни с кем не идет на контакт. Те же Ксения Собчак и Дмитрий Гудков не раз предлагали ему сотрудничество.
На пороге партийных реформ?
2018 год стал кризисным для оппозиционных партий в парламенте. Почему партии не идут на внутренние реформы, ведь так можно и не дожить до следующего созыва?
Первое лицо страны не сильно сейчас готово к резким изменениям партийной системы. А лидеры трех партий – и подавно. А потом, нет понимания: куда ж нам плыть?
КПРФ еще спасет идейная составляющая, а «Справедливую Россию», кажется, ничего не спасет.
– «Справедливую Россию» уже ничего не спасет, это очевидно. В этом году партия сделала все, чтобы уйти на политические задворки: не приняли участие в президентских выборах, слили пенсионный протест. Как говорится, за их будущее никто сегодня не даст и ломаного гроша. Были разговоры об объединении партий. «Родина», «Партия пенсионеров» где-то там крутятся, но ничего толкового из этого не выходит. Если сохранять проект, то надо либо ждать, пока новый лидер в партии сам выкристаллизуется, либо волевым образом ставить нового лидера сверху и накачивать всевозможными ресурсами. С Андреем Турчаком, как мне кажется, получилось. Можно сказать, что он – тоже открытие этого года (назначили его в октябре прошлого года).
В декабре страна отметила 25-летие Конституции. Эту дату окружала конспирология. Телеграм-каналы, издания писали о том, что президент может пойти на конституционную реформу. Глава КС даже высказался за изменения в главный документ страны. На ваш взгляд, подошла ли Россия к той черте, когда нужно вносить изменения в Конституцию? Пойдет ли на это государство в ближайшие годы?
– Пока Конституция России как рамочный суперзакон вполне состоятельна. Я не вижу, ради чего можно менять Конституцию. Усилить парламент? Его можно усилить за счет фактического накачивания полномочиями и ресурсами, при этом не менять основной закон. Дайте, например, председателю Государственной думы РФ возможность сделать то, что он хочет: чтобы правительство РФ реально отчитывалось перед парламентом, чтобы все сроки внесения и обсуждения были выдержаны. Начать проводить настоящие слушания, чтоб чубы трещали. И не надо менять Конституцию.
Что вы ожидаете от 2019 года в политике – от власти и от оппозиции?
– В 2019 году будет нарастать давление извне. Западные партнеры почувствовали запах крови. Они будут продолжать давить, и чем это закончится, непонятно. И это очень рискованно.
Я предвижу проблемы с мусорной реформой, здравоохранением и реализацией нацпроектов. Деньги на нацпроекты еще не успеют прийти в регионы, а ситуация будет ухудшаться.
На выборах будет очень сложно в Москве, Петербурге и Крыму – это сложнейшие территории. В столице 45 отдельных кампаний, по числу одномандатных округов. Здесь «Единая Россия» набирает не более 23–25 %, при том что Москва относительно благополучна на фоне всей страны. В Питере, на мой взгляд, неудачный кандидат. Значит, его будут всеми силами запихивать избирателям Северной столицы. Питерцы могут и взбунтоваться. А в Крыму проиграть нельзя ни в коем случае.
Ну и, наконец, к концу 2019 года должна начаться партийная реформа. Если этого не происходит, то мы со старой партийной системой уходим в 2021 год, год следующих думских выборов.
Фото: ФедералПресс / Виктор Вытольский, Евгений Поторочин, Илья Донсков; kremlin.ru
Выборы в Мосгордуму – 2019