Вот как прокомментировал ситуацию в Севастополе для «ФедералПресс» украинский и российский писатель, литературный критик, публицист Платон Беседин:
«Ясно, отчего Мария Захарова избрала местом проведения своего брифинга Севастополь. Это более чем знаково. Особенно на фоне Памятника затопленным кораблям и Константиновской батареи. Все логично. Севастополь – не только центр Крымской весны, засечный камень новой России, но и цивилизационный исток.
Вот только Мария Захарова не учла одного: за те три года, что прошли с Крымской весны, в городе-герое слишком многое изменилось. И я сейчас даже не о социально-экономических проблемах, а об атмосфере, микроклимате внутри Севастополя. То чувство единства, когда мы все, рука об руку, стояли на площадях и блокпостах, когда извечные соперники примирились, осталось в прошлом. Истончилось, растаяло.
Теперь Севастополь, если и генерирует информационные поводы в федеральное пространство, то отнюдь не положительные. Пролистайте информационную ленту: скандалы, интриги, расследования – так выглядит новый Севастополь. И тем обиднее, что происходит это в городе, который, без сомнения, мог бы стать и объединяющим началом, и созидающим примером для всей России. Но этого не произошло. Почему?
Уверен, те, кто возвращался на Родину – многие из них – слабо представляли, что есть новая Россия. Не та, которая с телеэкранов, и не та, в которую «мы к вам заехали на час всего», а фактическая – со всеми ее сдерживающими механизмами и ограничениями. Большинство верило в реновацию Советского Союза, а получило нечто такое, что вызвало смешанное чувство тоски и разочарования. Впрочем, разве севастопольцы не должны были принять и постараться изменить это?
Так или иначе, в определенный момент люди, привыкшие к украинской свободе, растерялись, столкнувшись с новой системой. А это оказалась именно система – пусть далекая от совершенства, но система выстроенная, со своими правилами. И подобное воцарилось не только на бытовом уровне, но и на верхнем, политическом.
Тут, впрочем, надо понимать, что Севастополь, несмотря на свою колоссальную историю, за постсоветские годы все больше скатывался в провинциальность. Отток кадров из города был более чем серьезный. Многие лучшие стремились уехать. И уехали. Конечно, остались резервы, но элиты оскудели серьезно.
Собственно, те, кто остался, с задачами интеграции в российское пространство не справились. Алексей Михайлович Чалый, которому поначалу пророчили едва ли не эпохальную роль в новой России, на определенном этапе от любой ответственности самоустранился, и началось его шатание-метание, в котором он то уходил из политики, то оставался. Все это не могло не вызывать разочарования Центра, и страна так и не получила севастопольского лидера, предпочтя насыщать город заезжими чиновниками, «варягами».
Но надо понять и еще одну важную вещь: несмотря на скатывание в провинциальность, Севастополь не переставал хранить память о своей великой истории; хранить буквально на клеточном уровне. Люди, рождавшиеся здесь, впитывали этот код величия, дыша севастопольским воздухом. Впрочем, любой, кто хотя бы раз бывал в городе-герое, несомненно, ощущал это на себе. Величием, героизмом, мужеством Севастополя буквально питаешься и пропитываешься, оказавшись здесь.
И принадлежность к такой истории, безусловно, рождает чувство избранности. На примере севастопольских элит это видно особенно хорошо. И тот же Чалый, как их главный и наиболее яркий представитель, из видимой политики как бы самоустранился, отдав корону правителя сначала Сергею Меняйло, а после Дмитрию Овсянникову, но из фактического управления не ушел, сохраняя и желание, и возможности контролировать город.
Такой диссонанс неизбежно вызывал конфликт, очень быстро разросшийся до федерального масштаба. Разросся же он благодаря тому, что определенные силы – преимущественно так называемого либерального толка – посчитали уместным, и справедливо, надо сказать, посчитали, использовать севастопольский конфликт как иллюстрацию бесперспективности Крымской весны и непонимания России и Крыма. И те, кто снова и снова раздувал пламя противоречий и споров, должен был учитывать это, но они не учитывали. В результате пример единства и сплоченности мутировал в нечто очень неясное, разрозненное.
Вот и Марию Захарову, помимо прочего, для чего-то спросили о том, как она относится к нападкам на Алексея Чалого. Спросили его же протеже. Мария Захарова, несколько удивившись, ответила, что подобное в гражданском обществе решается диалогом. Но оно бы, может, и решалось, если бы не легион общественников, что еще с украинских времен привык паразитировать на теме конфликтов.
А суть этих конфликтов заключается в том, что в Севастополе, несмотря на яростные споры и бурные вбросы, нет реальной политической жизни, а за ней стоят лоббистские экономические интересы. При этом обратное тоже верно, когда вопросы экономические намеренно нашпиговываются политическими аспектами. Не нравится парк «Патриот», надо получить деньги на проект Energy.net – и тут же раздувается пламя скандала. Это своего рода политический шантаж для решения экономических вопросов.
Конфликт же при этом, точно могучий сорняк, пускает корни все глубже и глубже, разветвляясь, становясь крепче. И если раньше мы видели противостояние условно между местными, командой Чалого, и приезжими, «викингами» (командой Меняйло), то теперь уже и внутригородская ситуация переросла в критическую. Достаточно сказать, что политические партии, объединившись, идут маршем с лозунгами «Чаловщина уничтожает Севастополь». А о самом Чалом в федеральных СМИ все больше говорят как о потенциальном лидере российской оппозиции. Кто мог предсказать подобное три или даже два года назад?
Как кто мог представить, что сейчас развернутся столь яростные дебаты о генеральном плане Севастополя? У севастопольцев он вызывает отторжение и даже ярость. Люди боятся потерять и собственные дома, и город, такой, как они любят.
Разрабатывали генплан в Москве – и его создатели даже не удосужились пожить в городе-герое. Они предпочли фантазировать, хотя перед ним был отнюдь не белый лист, а уникальный город, цивилизационный центр России. Так что справедливо московских разработчиков встречают свистом и криками «позор».
И казалось, что это веяние Москвы, посыл Москвы, но вот тот же народный мэр Чалый сообщает, что лично приложил к разработке плана руку, с его личной подачи это делалось, и кто не согласен, пусть кинет в него помидорами. Однако, боюсь, полететь могут куда более серьезные вещи. То есть угроза идет не извне, а изнутри. Люди возвратились домой, в Россию, не для того чтобы остаться без дома. И подобные действия не просто разозлят их, но и изменят само их отношение к России.
Но ведь такой переворот может вызвать не только городской коллапс, что уже происходит, и это лишь часть беды, но в целом смену полярности, роли Севастополя в новейшей российской истории. То, что дало надежду, может принести раздражение, и виной тому станут, по большей части, личные амбиции.
Мы не можем допустить такой разворот, торжество не внешней, но внутренней угрозы. И для этого необходимо четко разграничить и роли каждого, и зоны ответственности, и, главное, сферы влияния, дабы политическое не спаивалось с экономическим, а из-за них в свою очередь не штормило социальное. Севастополю сегодня, прежде всего, необходимо ясное целеполагание, вектор, заданный непререкаемый авторитетом и историческими реалиями. Тот самый порядок, которого сначала вроде бы как хотели, а после испугались, должен прийти в город.
Собственно, это необходимо не только Севастополю, но и всей России, учитывая грандиозный масштаб того, что произошло в городе-герое весной 2014 года».