Редакция «ФедералПресс» / Матвей Николаев
Санкт-Петербург
27 ЯНВАРЯ, 2023
Блокада Ленинграда во время Великой Отечественной войны считается одним из страшнейших событий в русской истории. К ее окончанию в городе оставалось около 580 тысяч человек – при довоенном населении более трех миллионов. От голода и обстрелов умерло 672 тысячи человек, сотни домов были разрушены, не работало отопление и канализация. Поэтому восстановление города также стало серьезнейшим испытанием для его жителей. О том, как в Ленинград, несмотря на тяжелейшие условия, возвращалась мирная жизнь, – в материале «ФедералПресс».
«Не лилась кровь, не взрывались снаряды и бомбы, но все окружающее напоминало о кошмаре блокады – дровяные сараи во дворах, где штабелями складывали покойников, фотографии недавно умерших родственников и соседей, бутылки из под олифы, на которой жарили лепешки из жмыха, завалявшиеся плитки столярного клея, из которого варили студень, и т.д. и т.п.», – описывает город советский и российский историк Александр Ваксер в книге «Ленинград послевоенный».
В первые послевоенные годы число ленинградцев пополнялось за счет реэвакуированных и демобилизованных, которых было не очень много из-за больших фронтовых потерь, уточняет старший научный сотрудник института истории обороны и блокады Ленинграда Дмитрий Асташкин. 11 апреля 1944 года лидер ленинградских коммунистов Андрей Жданов на пленуме горкома ВКП(б) объявил о решении Государственного комитета обороны во главе со Сталиным восстановить Ленинград как столичный город, а также центр военной промышленности и точечного машиностроения. Для этого нужны были люди. К концу блокады, в январе 1944 года, в городе проживало 579 тыс. человек. Через полтора года число ленинградцев вырастет на миллион.
В июле 1944 в Ленинграде было около 725 тысяч, в сентябре 1944 года – около 920 тысяч человек. Был и бум рождаемости – в 1945–1946 годах. С 1 июня 1946 г. были отменены пропуска на въезд в Ленинград.
«Но вернуться в город из эвакуации просто так было нельзя, поскольку по решению исполкома Ленгорсовета всем руководителям организаций, учреждений и предприятий города запрещалось вызывать в город сотрудников без разрешения. Иначе милиция выселяла в течение суток», – отмечает Дмитрий Асташкин.
По его словам, в город в первую очередь возвращались сотрудники эвакуированных предприятий по вызову от профильных наркоматов и НИИ. Многих ленинградцев оставили в Челябинске и других городах военной эвакуации, замечает доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института истории обороны и блокады Ленинграда Борис Ковалев. Некоторые предприятия, указывает он, были оставлены в Сибири, на Урале – например, в Челябинске.
«Это мотивировали тем, что промышленная база там уже развернута и надо диверсифицировать оборонную промышленность, создавать несколько сильных точек», – замечает исследователь.
Многим жителям, покинувшим Ленинград во время эвакуации, не разрешали после блокады вернуться в город. Они мечтали попасть домой – к оставшимся там родным, к могилам предков. Но далеко не всем удалось осуществить эту мечту. Многие ленинградцы из-за проблем со здоровьем, подорванным во время войны, погибли, так и не вернулись в родной город.
Но Борис Ковалев добавляет, что трагедии блокады и войны объединили многих – старых и новых ленинградцев, а также тех, кто был в эмиграции.
Но Ленинграду для восстановления города нужны были рабочие и инженеры, технические сотрудники. Доктор исторических наук, профессор Никита Ломагин рассказывает, что они, в первую очередь, должны были наладить работу приоритетных отраслей: судостроения, авиастроения, станкостроения, выпуск боеприпасов. Борис Ковалев рассказывает, что в Ленинград со всего Северо-Запада привозили молодых ребят для учебы в ремесленных училищах, где они получали профессию.
«Город всех «перемалывал». В воспоминаниях тех людей, которые учились в училищах, говорится, что Ленинград очаровывал и затягивал. Происходило то, что описывается фразой «неофит – больший католик, чем Папа Римский». Очень многие из деревенских мальчишек и девчонок, которые приезжали учиться, вдруг становились настоящими ленинградцами, любящими свой город, пытающимися его узнать и познать», – замечает Ковалев.
После войны, по его словам, город демографически и социально сильно изменился по сравнению с довоенным периодом – стал более молодым.
«Исследователь Блэр Рубл в своей работе о послевоенном Ленинграде пишет, что произошла его провинциализация. Поскольку во время войны самым уязвленным слоем населения оказались интеллигенты, не имевшие навыков выживания в столь тяжелых условиях. В то время как люди, переселившиеся из деревни, уже проходили через голод и лишения», – рассказывает ученый.
В 1944 году на карточку рабочего можно было получить 700 граммов хлеба, на карточку служащего – 500 граммов, на иждивенческую и детскую – по 300 граммов. На «черном» рынке хлеба было вдоволь, но он продавался по 25–30 руб. за килограмм. При этом бюджет средней и бедной семьи с одним или двумя работающими колебался от 2000 до 500 и даже 300 рублей, пишет в своих воспоминаниях ленинградка Кириллина Э.И.
При этом с весны 1944 года в Ленинграде начали продавать алкоголь в коммерческой торговле, говорит Дмитрий Асташкин. Пусть и в небольших количествах – отпуск в одни руки водки и вина не более 100 граммов, пива – не более 0,5 литра или одной бутылки.
«С 20 мая 1944 года появился белый хлеб, продажа шла в счет норм по хлебным карточкам. Из-за ажиотажа, «разбазаривания» и спекуляций его не хватало, но постепенно ситуация выправилась», – подчеркивает исследователь.
Также в 1944 на прилавках появилась довоенная еда, хоть и из малопривлекательных составляющих: белковые котлеты из дрожжей и жмыха, фарш из кишок, икра из водорослей, повидло из турнепса.
«Карточная система, введенная летом 1941 года, была отменена только в декабре 1947 года», – рассказывает Асташкин.
Осенью Совет Министров СССР принял постановление об изменении пайковых цен. Они повышались в 2–3 раза, а цены в коммерческих магазинах были несколько снижены.
«Эта мера ощутимо отразилась на уровне жизни средне- и низкооплачиваемых групп. Но положение низкооплачиваемых категорий рабочих, служащих становилось катастрофическим», – пишут в своей работе о послевоенном Ленинграде исследовательницы Екатерина Огородник и Галина Черныш.
По словам Бориса Ковалева, ленинградским властям после снятия блокады нужно было решать триаду актуальнейших вопросов. Первый – восстановление в городе промышленных предприятий. Второй – размещение людей.
20 % жилищного фонда было разрушено – в городе не осталось деревянных домов. Многие из тех, кто возвращался в город, не могли вернуться в собственные квартиры, говорит Никита Ломагин.
«Буквально душил горожан жилищный кризис. Это была пора поистине великой тесноты. Многие тысячи рабочих реэвакуированных предприятий, люди, направленные на невские берега по разного рода разнарядкам, жили в ужасающих условиях, – пишет Александр Ваксер в книге «Ленинград послевоенный».
Он рассказывает, что семьи жили по 4–10–17 семей с малышами в комнатах, разделенных на ячейки обрывками обоев, бумагой, простынями; одинокие жили по несколько десятков в комнатах-казармах. Во многих корпусах не было туалетов, водопровода.
«Обычно в комнате стояла параша и тут же длинный ряд керосинок. Обитатели называли такие жилища «концентрационными лагерями», «вертепами» и прочими образными именами», – пишет ученый.
Однако активного жилищного строительства в первые послевоенные годы не было, уточняет Борис Ковалев. Причина в том, что город потерял много жителей.
«Когда строили бараки, было обещано, что они послужат три-четыре года. Потом оказалось, что их использовали 10–15 лет, а латать эти постройки, не приспособленные для жилья, было сложнее, чем построить что-то новое», – говорит исследователь.
Третьим важнейшим вопросом, который требовал немедленного решения, было восстановление исторического образа города и инфраструктуры, подчеркивают историки.
«Еще до 9 мая в город вернулся свет. 29 апреля 1945 г. исполком принял решение «Об отмене затемнения по городу Ленинграду»: появилось нормальное освещение улиц, жилых домов, предприятий, учреждений и всех видов транспорта. А с 1 мая 1945 года стали светлыми квартиры – была повышена норма электроэнергии, с 5 до 15 гВт-ч в сутки», – говорит Дмитрий Асташкин.
При этом Ленинград отстраивали не только профессиональные строители, которых катастрофически не хватало, хоть и были организованы учебные курсы, говорит исследователь. К восстановлению города привлекались все трудоспособные жители.
«У многих ленинградцев в семейном архиве хранится «Личная книжка участника восстановления городского хозяйства» с указанием часов на восстановительных работах разных объектов. Эта помощь от непрофессионалов была довольно существенной: например, за 1944 год в Московском районе Ленинграда обычные жители выполнили до трети всех работ», – рассказывает историк.
Восстанавливать Ленинград помогали и немецкие военнопленные – ими были построены почти 33 тысячи квадратных метров жилья, 14 школ, 8 больниц, 3 дома отдыха, 4 музея, 1 стадион. Большой лагерь был в самом центре Ленинграда – в помещениях бывшего Конюшенного двора на Конюшенной площади.
«Каждое утро пленных оттуда вывозили на ленинградские заводы – на листопрокатный, на «Электроаппарат», в строительные тресты», – рассказывает Асташкин.
Также важнейшей проблемой Ленинграда до и после снятия блокады оставались крысы. Поскольку кошек и собак съели за период блокады, то эти грызуны массово размножились, подчеркивает Дмитрий Асташкин. В городе не работала канализация, оставались неубранными останки, большое количество вырытых в земле укреплений оказались заброшены после перемещения фронта.
«Крысы разносили инфекции – например, лептоспироз. Есть городская легенда, не подтвержденная источниками, о том, что на борьбу с грызунами в Ленинград привозили вагоны кошек из соседних регионов. Каждый год журналисты и блогеры додумывают к ней умилительные детали», – отмечает исследователь.
По факту же с крысиным нашествием и его последствиями боролись именно люди, говорит Асташкин. Например, сотрудники отдела паразитарных инфекций Института имени Пастера. А в январе 1943 года горком ВКП(б) и исполком Ленгорсовета приняли постановление «О мероприятиях по борьбе с грызунами», это была системная работа: крыс ловили сетями (вершами), травили ядом.
Доктор исторических наук Елена Зубкова в книге «Послевоенное советское общество: политика и повседневность, 1945-1953» пишет:
«Когда прошла эйфория победы, люди остались один на один со своими проблемами, вполне житейскими, обыденными, но оттого не менее сложными. Вопросами дня становились: где достать хлеба, где найти жилье, во что одеться? Решение этих вопросов превращалось в стратегию выживания, все остальное отодвигалось на второй план».
Фото: ФедералПресс / Екатерина Лазарева
Инфографика: Маргарита Неклюдова