Последствия пандемии для экономики страны еще не проявились в полной мере. С одной стороны, компании вышли на работу, потихоньку расправляют плечи индустрия туризма и ресторанный бизнес. С другой – такие вещи, как глобальный смертоносный вирус, не проходят бесследно. Как реально отразился COVID-19 на экономике страны, где власть поступила правильно, а где ошиблась и насколько затяжным будет кризис, «ФедералПресс» рассказал доктор экономических наук, директор Центра региональной политики РАНХиГС при президенте РФ, директор автономной некоммерческой организации «Институт реформирования общественных финансов» Владимир Климанов.

Владимир Викторович, разговоры о новом мировом экономическом кризисе (грядущем или уже наступившем) вплоть до весны 2020 года шли постоянно. Но беда пришла оттуда, откуда не ждали: пандемия коронавируса оказалась неожиданностью для всех. Можно ли сейчас, спустя несколько месяцев после начала пандемии, говорить об изменении структуры экономики России?

– Мне кажется, кризис, с одной стороны, был ожидаемый и в мире, и в России. Есть определенная цикличность мировых кризисов, и в начале 2020-х эксперты ожидали его прихода. Хотя, конечно, всего предусмотреть нельзя. Никто не мог предположить, что кризис нынешнего года будет столь тотальным, пойдет от реального сектора экономики, ударит по малому бизнесу, по инновационным и перспективным отраслям, которые не должны были по идее пострадать.

Структура экономики должна перестроиться, в том числе и нефтегазовый сектор. Надо ожидать подвижек в этой сфере. Мы понимаем, что целый ряд отраслей, которые раньше оставались в тени, получили импульс для развития. Это те, кто занимается доставкой товаров, удаленными форматами. Не исключаю, что по-новому посмотрят на логистику как на отрасль экономики. Она возникнет как более превалирующая отрасль: мы понимаем, что из-за изменения спроса на те или иные виды товаров или услуг изменилась работа авиаперевозчиков, пассажиров и грузов по сухопутным магистралям. Сфера туризма переориентировалась с зарубежных потоков на внутренний и так далее.

Разумеется, экономика будет другой. Это коснется не отраслевого, а структурного, или сутевого, изменения. Поменяется отношение к возможностям ведения бизнеса удаленно. Само отношение к новым услугам тоже изменится. Большую роль может играть система страхования и обеспечения безопасности, учета рисков в тех или иных операциях. То, что случилось в 2020 году, будет помниться многим. Потому что одномоментно закрылись разные сферы.

Какие необратимые последствия для экономики уже наступили? Какие сектора никогда не будут прежними?

– Я уже отметил, что кризис 2020 года, как и пандемия, заставил взглянуть на все отрасли экономики по-новому в части выстраивания бизнес-процессов как таковых. Очевидно, что кризис для многих отраслей не будет прежним в силу глубинности характера, отношений с учетом рисков.

Некоторые экономисты заявляют, например, о крахе идеологии и экономики впечатлений, которая несколько десятилетий назад появилась среди экспертов и говорила о том, что наступает новая эпоха, связанная с ориентацией на дополнительные услуги и действия, которые в этом секторе возникают. Наступает господство четвертичного сектора, где будут превалировать управление, знания и другие нематериальные факторы. Но сейчас многие говорят о том, что это состояние исчезает, поскольку в условиях пандемии многие вещи, на которые ориентировались в построении экономики впечатлений, оказались слишком рискованными.

Большую роль играли индустрии туризма, досуга, развлечений. Эти факторы перестают действовать так, как работали еще в прошлом году. Нужна новая идеология. Кризис заставил пересмотреть и другие макроэкономические параметры. Например, ориентацию на общественный транспорт, общественные пространства в городах. Одноразовые перчатки, пакеты, стаканчики, которые по идее нарушают окружающую среду, стали превалировать сейчас.

Государства пошли по пути наращивания госдолга, хотя его значение и так было критическим для ряда стран. Сейчас в Японии и США объем госдолга составляет 100 % от годового ВВП стран, и непонятно, в каких условиях окажутся такие страны через какое-то время. Появились новые оценки для измерения и учета разных факторов, влияющих на безработицу и другие макроэкономические параметры. Я жду, что произойдут кардинальные макроизменения, которые были в сознании до этого, и что мы наблюдали до кризиса, когда стали популярны акторы «новой нормальности», говорящие о новом взгляде на сменяемость циклов и периодов экономического роста. Мне кажется, даже на уровне макроэкономического взгляда на вещи должны произойти переоценки.

А Россия пошла по пути наращивания госдолга в этот период?

– Судя по открытой информации, мы тоже пошли по пути наращивания госдолга. Есть ориентиры, которые ставят Минфин и Центробанк. Однако подчеркивается, что наша страна подошла к кризису в благоприятных условиях. Объем госдолга не превышает 15 % от ВВП – это безопасный уровень. Есть потенциал для возможного наращивания. Кроме того, у страны были накоплены ресурсы в Фонде национального благосостояния. И была «подушка безопасности», которая не позволила экономике свалиться в тяжелую ситуацию. Что касается собственного объема госдолга, очевидно, что он вырастет в РФ. Но самих финансовых рынков существует не так много. Западные рынки для нашей страны в доступе ограничены, в том числе из-за экономических санкций.

Потенциал заимствований на внутреннем рынке будет не таким большим, и привлечение финансовых средств не окажется столь существенным. В то же время в условиях минимального показателя ключевой ставки Центробанка и минимального уровня инфляции очевидно, что привлекательность банковских депозитов для населения и бизнеса будет очень низкой. В этой связи гособлигации будут более привлекательными, чем банковские депозиты, и могут быть куплены предприятиями и физическими лицами.

Государство на уровне президента и правительства буквально с первых дней начало принимать различные меры по борьбе с COVID-19. Прежде всего, все силы были направлены на мобилизацию системы здравоохранения и промышленность в части производства необходимого медицинского оборудования и СИЗ (конечно, продолжали работать крупные предприятия, остановить которые невозможно). 25 марта Владимир Путин объявляет выходные дни, которые продлились до 11 мая. И даже тогда никто не понимал, что будет с малым и средним бизнесом – многие компании до сих пор находятся в режиме ожидания зеленого сигнала. Можно ли сейчас говорить, сколько потеряла экономика из-за этих ограничений – объектов МСУ, денег?

– Очевидно, что экономика потеряла достаточно много. Наверное, есть на этот счет профессиональные оценки, и им стоит, скорее, доверять. Я лишь могу сказать, что надо учитывать не общий объем, а то, что он был точечным в части удара по отдельным секторам и видам бизнеса. Можно говорить, что несущественные потери могут иметь суммарный характер. Но для некоторых отраслей они оказались губительны. Взять ту же концертную деятельность. Пандемия привела к разорению определенных видов бизнеса. То же касается продажи непродовольственных товаров. Это можно видеть по пустым магазинам в крупных городах, в том числе в Москве. Не думаю, что этот бизнес восстановится. Возможно, его ждут трансформации. Но нельзя говорить о позитивном характере.

Можно говорить, что минусы перевесили плюсы, если брать новые отрасли, которые получили свое развитие в пандемию?

– Кризис ударил по очень узким сегментам. Например, в некоторых сферах для туристов, которые могут и не восстановиться. Есть сегмент ресторанов, которые где-то остались на плаву, но где-то оказались полностью разорены. Даже те меры правительства, которые были антикризисными, не смогли, как мне кажется, помочь определенным сферам подняться на прежний уровень.

Вы одобряете меры поддержки граждан и экономики в период пандемии? Все ли сделано правильно или какие-то моменты вы считаете если не неправильными, то спорными? Может быть, вообще эта поддержка была чрезмерно большой?

– Я считаю, что большая часть мер, которые предпринимались правительством и региональными органами власти, была правильной. Но есть и критика. Зачастую меры оказывались недостаточными. Если бы они были в большем объеме, это было бы правильнее. Кроме того, поддержка часто запаздывала. Сам принцип принятия решений такой, что приходится ориентироваться на централизованную систему. Эта централизация мешала в части оперативности.

Кроме того, мы понимаем, что в отдельных случаях решения надо было принимать в другой идеологии. Например, идти по пути облегчения процедур. Я почти наверняка уверен, что в большинстве случаев антикризисные мероприятия не имели под собой негативного характера. Вряд ли кто-то при осуществлении мер поддержки хотел своровать финансовые ресурсы. Мы видим, как тяжело доходили деньги в форме надбавок медикам. И даже строгие заявления президента не смогли до конца решить проблему. Это не злой умысел, а избыточная процедура при осуществлении мер.

В то же время были сделаны управленческие находки. Например, я полностью поддерживаю дополнительные меры поддержки семей с детьми, осуществленные по заявительному принципу. Это было значимым и необходимым. Подобные шаги должны быть полностью поддержаны и в дальнейшем. Надо проявлять большее доверие населению в случае, если оно нуждается.

Я поддерживаю идею децентрализации в принятии точечных решений. Многие говорят, что в условиях кризиса произошло то, что назвали вынужденной децентрализацией. Регионы должны были сами определять жесткость антикоронавирусных мер, сроков выхода из них. Действительно, вводить единым решением такие меры на столь разнообразной территории нашей страны было нельзя. И региональным властям, безусловно, надо давать больше полномочий и ответственности.

Простая раздача денег в период пандемии была бы правильным решением?

– Я против раздачи «вертолетных» денег всем подряд. Еще раз говорю: поддержка семей с детьми была оправдана. Но не поддерживаю то, что в начале антикризисных мер не была найдена та форма, которая появилась со вторым и даже третьим пакетом. Первоначальная выдача беспроцентных кредитов малому бизнесу с отдельными требованиями была непродуманной. Вряд ли в период кризиса кто-то хотел сильно наращивать долговые обязательства. Если бы была возможность кредита с помощью в погашении при сохранении рабочих мест, было бы лучше.

Многие собственники компаний уже с начала пандемии вместо выходных дней объявили для своих сотрудников дистанционный режим работы. И, что удивительно (или не очень), буквально через два месяца значительная часть работодателей и работников признали этот вариант трудовых отношений допустимым для себя и в дальнейшем. Как, по вашему мнению, будет меняться рынок труда в этой части? Как будут меняться пропорции работающих на удаленке и работающих в офисах?

– Однозначно могу сказать, что произойдут кардинальные изменения. Не могу дать оценок, сколько уйдет на удаленку и сколько останется в прежней форме, либо произойдет сокращение занятости в этих условиях. Но глубинные сдвиги будут, это точно. Более того, сейчас складывается довольно странное явление: наблюдается одновременно высокая безработица, с одной стороны, и востребованность в тех или иных кадрах возрастает у работодателей – с другой. Рынок труда оказался несколько перекошенным. С рынка ушел определенный сегмент гастарбайтеров, произошла переориентация на новые формы работы с новыми компетенциями. Произойдут большие сдвиги, но их оценку надо дать.

Говоря о рынке труда, нельзя пройти мимо темы ухудшения ситуации с занятостью. Безработных стало больше. Но президент поставил задачу решить этот вопрос в 2021 году, вернуть безработицу минимум к допандемическому уровню. Возможно ли это и при каких условиях? Как на это влияет, скажем, размер пособия по безработице, который равен размеру зарплат во многих регионах, то есть людям не за чем работать – они эти же деньги получат, в службе занятости?

– Действительно есть то, что в экономике называется «ловушка бедности». Определенным гражданам выгоднее оставаться безработными, чем проявлять активный поиск в новой работе. Число безработных к допандемийному уровню быстро не вернется. Он будет повышен. Что надо для сокращения безработицы? Нужно оперативно понять новые запросы от работодателей. Они связаны с дефицитом кадров в ряде секторов. Это сезонные сельскохозяйственные, строительные и ряд других видов работ. С другой стороны, появились новые сегменты труда. Мы видим, как выросло число курьеров. Ну и аналогично можно сказать о том, что появятся новые виды занятости, под которые надо переориентировать рынок труда.

Эксперты высказывают разные мнения о второй волне пандемии. На ваш взгляд, если она будет, как российская экономика встретит ее? Удалось ли бизнесу и гражданам адаптироваться к новым эпидемиологическим вызовам и реалиям? Будет ли легче, если ситуация сложится таким образом, что снова придется вводить ограничения?

– Я отношусь к осторожным оптимистам. Восстановление экономики должно происходить, но я оставляю в понимании то, что мы будем еще подвержены новой волне кризиса, необязательно связанной с новой вспышкой коронавируса. Мир становится менее устойчивыми. Даже геополитические события, такие, как взрыв в Бейруте или протесты в Белоруссии, могут стать причиной неблагоприятных сценариев для отдельных секторов экономики. Предугадать подобные триггеры сложно. Мне кажется, что в ближайшее время мы еще почувствуем волну дошедшего нефтяного кризиса, который был отложен по отношению к пандемийному. Действие соглашения ОПЕК + начало работать с мая. Даже рост цен на нефть, который произошел во второй половине лета, не компенсирует тех потерь, которые понесет российская экономика от сокращения добычи нефти как таковой.

Будут ли события начала 2020 года началом новой, более глубокой рецессии для экономики России?

– О кризисах и их продолжительности всегда говорить довольно сложно. Мы ожидали, в принципе, что в начале 2020-х должен прийти новый, циклический кризис, который должен был ударить по экономике страны. Также непонятно, сколько будет продолжаться текущий кризис. Но многое будет зависеть от внешних факторов — второй волны эпидемии и других.

Фото из личного архива Владимира Климанова