Пандемия коронавируса изменила миграционные процессы в России. Из-за закрытия границ снизился поток иностранной рабочей силы. Россияне, в свою очередь, тоже стали меньше ездить за рубеж. Да и на внутреннюю миграцию COVID-19 наложил свой отпечаток. Если бы не пандемия, скорее всего тренды последних лет не изменились бы: жители деревень по-прежнему бы стремились в города, а жители малых городов – в мегаполисы. О миграционных процессах в России, о переселении в Москву и Питер, о привлекательности юга России и причинах провала «Дальневосточного гектара» в интервью «ФедералПресс» рассказала директор региональных программ Независимого института социальных исследований, профессор МГУ Наталья Зубаревич.

Наталья Васильевна, на протяжении многих лет в России складывается ситуация, когда миграционные потоки направляются из малых населенных пунктов в крупные, откуда, в свою очередь, люди уезжают в мегаполисы. Пандемия коронавируса повлияла на эти процессы? Как изменились миграционные потоки?

― В 2020 году впервые с 1992 года зафиксирован миграционный отток из Москвы и Санкт-Петербурга. Если многие годы до этого люди приезжали в мегаполисы работать, то из-за ограничений и безработицы платить за съемные квартиры стало нечем, и люди разъехались по домам. Но это временное явление. Как только экономика в крупнейших городах начнет восстанавливаться, все вернутся обратно. Москва и Санкт-Петербург, как и раньше, будут «пылесосить» всю страну.

В региональных центрах миграционные процессы тоже затормозились, потому что люди приезжают туда, как правило, на съемное жилье. Впрочем, данный факт может и не отразиться в статистике, поскольку весь регион обычно показан суммарно. Скорее всего, только в меньших масштабах тот же «московский» процесс будет проявляться в Екатеринбурге, Новосибирске, возможно в Ростове-на-Дону, то есть во всех крупных региональных центрах.

Государство объявило о национальных проектах. Есть национальные цели развития. Выделяются огромные деньги на создание комфортной среды в городах. Что гонит людей со своих мест? Что еще должно сделать государство, чтобы приостановить этот процесс? Или не нужно этого делать и пусть миграция остается естественным процессом?

― Приостановить этот процесс невозможно. Здесь абсолютно объективная история. Когда в Москве средняя зарплата в два раза выше средней по стране, как можно запретить ехать туда, где больше платят? Очевидно, что граждане стремятся к лучшему выбору рабочих мест и высокому заработку. То же самое происходит и в региональных центрах. Базовый формат – учебная миграция: после окончания вуза молодежь там остается. Это происходит не первое десятилетие. Это давно идущий устойчивый процесс.

Много внимания уделяется развитию Дальнего Востока. Несколько лет назад была принята программа «Дальневосточный гектар», действует программа льготной ипотеки – всего под 2 %. Но люди все равно рвутся в европейскую часть России. Почему?

― Из более чем 100 тысяч заявок свыше половины были от самих дальневосточников. Люди просто хотели или официально оформить совершенный самозахват той или иной территории, или построить себе новую дачу. Как привлекательная программа для приезда извне «Дальневосточный гектар» не сработал. К тому же земли выделялись там, где нет дорог, не подведено электричество, отсутствует современная жизнь. Взяли бы вы гектар, что бы вы там делали? За чей счет туда протянут электричество, построят дороги?

Бизнес брал себе участки возле нерестовых рек, а приличные сельхозземли были разобраны в первую ночь. И осталось неудобье. Отправляться осваивать гектар на Дальний Восток – я с трудом понимаю мотивацию данного решения. Плюс если вы не осваиваете, у вас отберут этот участок. Программа была сделана, вероятно, с желанием особенно не тратить деньги. Тем более пустой земли хватает – может, люди и подтянутся. Но таких оказались единицы. А местные – молодцы, подсуетились. И никаких иллюзий по поводу этой программы ни у кого не было.

Правда, сейчас миграционный отток из Дальнего Востока не такой большой, а в некоторые годы был даже нулевым. Но все равно принцип миграции в мегаполисы сохраняется. Пока на Дальнем Востоке не будет привлекательных условий для жизни и заработка, люди станут уезжать.

Центром притяжения, как вы уже отметили, становятся Санкт-Петербург и Москва. Понятно, что в столицах больше возможностей для реализации. Но понятно и другое – они не резиновые. На ваш взгляд, есть ли способ снизить темпы заселения двух крупнейших городов страны и нужно ли это делать?

― В Советском Союзе существовал лимит. Просто так приехать и прописаться в Москве или Санкт-Петербурге было нельзя. Людей завозили по лимиту работать на заводах и селили в общежитиях. И все равно каждый год прибавлял столицам по сто тысяч человек.

Нельзя снизить темпы этой миграции. Пока в столице выгоднее, люди будут ехать. Давайте посмотрим на недавнюю программу льготной ипотеки. Почти четверть этих кредитов была выдана в Москве и Подмосковье. Их берут, потому что собираются жить в столице или недалеко от нее.

Можно создавать другие центры притяжения, кроме Москвы и Санкт-Петербурга. Для этого надо инвестировать в иные крупные города, развивать инфраструктуру, давать преференции для бизнеса, чтобы создавались более качественные рабочие места. Запретами это не решить. Все равно будут селиться, но уже за взятки.

В Москве и Санкт-Петербурге наблюдается, кстати, и обратный процесс. В каком-то смысле это дауншифтинг. Жители мегаполисов все больше стремятся уехать жить за город, в свой дом вместо «человейников». Чем это можно объяснить? Какую роль здесь играет, например, развитие транспортной инфраструктуры московской агломерации?

― Не стоит путать дауншифтинг с субурбанизацией, когда люди стремятся переехать в пригород. Дауншифтинг – это если москвичи перебираются куда-то в Костромскую область. А субурбанизация наблюдается, когда жители мегаполисов уезжают за город в свои дома. Это общемировая тенденция, и ей более полувека. Правда, у нас и здесь свой путь, мы привыкли жить летом на дачах, а зимой – в квартирах. И теперь люди выбирают загородные дома для постоянного проживания. Проблемой здесь остаются перегруженные дороги, например на пути из Подмосковья в Москву. Субурбанизация всегда связана с автомобилями, так что ее основной ограничитель – это инфраструктура.

Во время пандемии многие журналисты, программисты и представители других удаленных профессий перебрались в регионы на дачи. Такой формат есть, но это удаленное проживание при хорошей инфраструктуре связи, а не дауншифтинг, когда гражданин бросает работу, живет в избе и заводит домашний скот. Нередко дауншифтеры сдают квартиры в Москве и живут на эти деньги в маленьком городке или на селе.

Другая причина подобной миграции – когда граждане оставляют квартиры своим детям, а сами перебираются за город. Форм много, но массового дауншифтинга в России нет.

И вряд ли будет?

― Пока сложно сказать. Средний класс уезжал в основном на Гоа или острова, сдавая квартиры. Только пандемия всех выгнала обратно. Это был классический дауншифтинг тех, кто зарабатывал, в дешевых странах третьего мира. Так же, даже более активно, уезжали европейцы.

Каковы, на ваш взгляд, перспективы российского Юга, особенно Крыма? В первые годы после возвращения полуострова в Крым и Севастополь переехало достаточно много жителей из других регионов. Продолжится ли этот процесс?

― Миграционный приток в южные регионы продолжается. Юг всегда притягивал, особенно жителей Севера или будущих пенсионеров. Люди едут проводить старость в хорошем, теплом климате, причем этот процесс продолжается с советского времени. При этом отмечу, что для здоровья резкая смена климата не всегда благоприятна.

Толчком для начала второй волны миграции дала Олимпиада в Сочи. На объекты спортивной и рекреационной инфраструктуры поехали врачи, рабочие и представители других профессий из регионов. Там много приезжих, которые нашли себе рабочие места. Так называемая вторая волна.

Третья волна активной миграции началась после воссоединения с Крымом и Севастополем. Да, эти регионы еще имеют проблемы с трудоустройством, но когда люди туда уезжают, у них нередко есть какие-то источники доходов.

Россия – страна с холодным климатом, и уезжать в тепло у нас в крови. Эти процессы будут всегда.

Что может остановить отток населения из малых городов и регионов? Ведь есть государственные программы развития, есть региональные и муниципальные программы развития, создания новых рабочих мест. Есть программы привлечения узких специалистов. Они не работают, получается? Почему? Какой должна быть эффективная программа?

― Программы – это работа бюрократии. Реальная жизнь идет своим чередом. В России действовали программы по привлечению учителей, например, в сельские школы, обеспечению педагогов топливом с определенными формами поддержки. Но частично сельские учебные заведения закрыли, и подобные программы стали не так актуальны.

Если нет нормальной работы и зарплаты, какой документ остановит отток населения? Рабочие места может создать государство, а это – расширение бюджетной занятности. Но власть сейчас старается экономить и говорит об оптимизации. Рабочие места также создает бизнес при открытии новых объектов – заводов, магазинов. Но если предприниматели не идут на село и в малые города, то кто будет создавать рабочие места?

Если перенести штаб-квартиры международных компаний и наших госкорпораций из Москвы в другие города, это изменит поток миграции? Надо ли это делать?

– А где в таком случае будут сидеть те, кто взаимодействует с госорганами? Все равно в Москве. Нет смысла все время летать в столицу. Если это бизнесу невыгодно, он не пойдет. Мы видим пример «Газпрома», который решил поддержать бюджет Санкт-Петербурга и перевез штаб-квартиру туда. До этого так поступила «Газпромнефть». Но мы не видим, чтобы остальные компании перенесли штаб-квартиры куда-то от Екатеринбурга до Красноярска.

Проблема в другом. Бизнес в нашей стране в основном крупный, а надо развивать малый и средний, причем независимый от государства. Тогда будут и рабочие места в городах, и зарплаты. Но у нас «вертикаль», а ей соответствуют определенные критерии.

Регионы часто жалуются на несовершенство налогового законодательства. Можно ли его изменить таким образом, чтобы сверхдоходы не оседали в Москве? Если да, почему это не делается?

― Изменить можно подходы в управлении. Но в налогах это сделать сложно, у нас фантастическое неравенство налоговой базы в разных регионах. Есть субъекты, которые никогда себя не прокормят.

Можно прийти хотя бы к тому, чтобы перераспределение «нефтяной ренты», которая зачисляется в федеральный бюджет, было более прозрачным.

Вы допускаете, что к 2030 году, когда должны быть достигнуты национальные цели, миграционная ситуация в стране изменится? И люди будут заинтересованы жить подальше от мегаполисов?

― Ситуация в миграции вряд ли изменится. Основной вопрос: будут ли к нам ехать, как раньше, наши соседи с прежней скоростью? Основной поток в Россию уже идет не с Украины и Молдовы, а из Центральной Азии.

В год пандемии миграция в Россию сократилась более чем в два раза. По итогам трех кварталов миграционный прирост составил 86 тысяч человек, а за аналогичный период прошлого года он достигал 226 тысяч. Эти люди давали стране рабочую силу и компенсировали нам естественную убыль. А по итогам нынешнего года мы выходим на естественную убыль в полмиллиона человек. Без естественных миграций ее перекрыть нельзя.

От того, как к нам будут ехать, прежде всего из Центральной Азии, зависит динамика численности населения. Куда мигранты решат ехать в 2030 году, пока сложно предсказать. Если к нам, все будет как есть, только немного хуже в плане населения. Если не к нам, то будет сильно хуже.

Эта возрастная пирамида предсказуема: рожает малочисленное поколение, умирает – многочисленное. Плюс по разным причинам во время пандемии с января по сентябрь 2020 года в России получился прирост в 150 тысяч смертей.

Демография – очень инерционная штука. В богатую Европу едут иностранцы с конца 1950-х и продолжают это делать. Если Россия будет интересной для мигрантов, поедут и к нам. Но если нефть еще упадет в цене, в стране будет меньше денег, мигранты не смогут здесь заработать и выберут другие места.

Фото: ФедералПресс /Елена Майорова