Посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) могут страдать до четверти российских военных, участвовавших в спецоперации на Украине, заявила ранее заместитель министра обороны Анна Цивилева. Только за прошлый год консультациями психологов воспользовались 11 тысяч российских военных, принимавших участие в боевых действиях на Украине. При этом отмечается, что обеспеченность психологической помощью в России в том же году составила только 15 %. Сейчас реабилитацией бойцов занимаются не только власти, но и некоммерческие организации, а также волонтерские организации. Один из таких проектов – «Ждем дома». «ФедералПресс» поговорил с главным психологом проекта Анастасией Мишуровой и старшим психиатром Марией Соболевой о том, что такое ПТСР, о мифах вокруг него, как его распознать, когда и кому обращаться за помощью, а также как бойцам могут помочь близкие и общество.
ПТСР: миф или реальность
Что такое ПТСР и кто находится в зоне риска?
Мария Соболева: Посттравматическое стрессовое расстройство – это спектр расстройств, которым подвержены люди, пережившие любые сильные травмирующие события. Это не только боевые действия, это может быть что угодно – ЧС, пожары, аварии, все, что сопровождается переживанием сильного страха.
Военные больше остальных подвержены ПТСР?
Мария: ПТСР возникает как отсроченная, затянувшаяся реакция на стрессовое событие или ситуацию, которая имеет исключительно угрожающий, катастрофический характер и соответственно может вызвать стресс практически у любого человека, за редким исключением.
Ему подвержены в равной степени любые люди, которые переживали нападения, похищения, изнасилования, природные катаклизмы, аварии. На данный момент, наверное, это действительно более актуально для военных. Тем не менее существует ПТСР боевого типа и небоевого типа.
Экстремальный военный опыт всегда приводит к психологическим проблемам? Когда люди идут на СВО, они в общем-то понимают, что это опасно.
Мария: Все индивидуально. Если это профессиональные военные, которые решили этому посвятить жизнь и отправились в зону СВО, то они, как правило, более устойчивы психологически, поскольку у них подготовка существенно отличается от подготовки, например, мобилизованных. В целом у всех разная мотивация, разные представления и ожидания от того, что там будет происходить, и поэтому, когда они оказываются в условиях боевого стресса, впечатления получаются тоже разные.
Они не одни, они с народом
С какими еще психологическими проблемами, помимо ПТСР, сталкиваются военные?
Мария: Бойцы, которые находятся в зоне боевых действий, часто испытывают травму потери из-за гибели своих товарищей. Травма свидетеля – это когда человек был вынужден наблюдать за смертью, но ничего не мог с этим сделать, не мог спасти того, кто умирает. Бывает, страдают из-за чувства вины.
Очень многим людям приходится переживать флешбэки, им снятся кошмарные сны, в которых они раз за разом переживают самые страшные моменты.
А когда военные приезжают в отпуск, нередко у них возникает ощущение, что все вокруг поменялось, и хотя семья и друзья вроде бы не изменились, им становится сложно контактировать с близкими, сложно находиться в обществе.
Сколько времени занимает адаптация к мирной жизни?
Мария: Полгода-год. На это обязательно нужно время.
Анастасия Мишурова: Да, здесь самое важное – это дать себе время. Конечно, это сложно, и звучит как нечто из идеального мира, но нужно принять тот факт, что с бойцом происходили травмирующие события, которые повлекли за собой определенные последствия, например, такие как агрессивное поведение, флешбеки, резкий обрыв отношений с кем-то из друзей и близких. Также вышеперечисленные проблемы сопровождаются чувством вины в связи с тем, что боец переживает из-за своего иного поведения, а также из-за мыслей о том, что он приносит дискомфорт близким людям и социуму в целом.
Что может ускорить адаптацию? Способны ли помочь окружение, общество, государственные институты?
Мария: Людей неравнодушных, помогающих очень много. Гражданские люди объединяются, помогают материально фронту, делают окопные свечи и масксети, занимаются гуманитарной помощью. Они выражают благодарность нашим воинам за то, что могут спокойно спать, ходить по улицам. При этом не в русском менталитете хвалиться добрыми делами, очень много людей, помогая, предпочитают об этом умолчать по разным причинам.
Но такая помощь и слова поддержки очень воодушевляют солдат, радуют и поднимают боевой дух. Когда военнослужащие видят, что люди готовы к ним присоединиться, видят поддержку тыла, они понимают, что они не одни, они с народом. И это единство позволяет им эффективнее преодолевать свои трудности, и адаптация происходит гораздо быстрее.
Многие наши подопечные выражали благодарность и нам, и людям, фондам, которые помогают военнослужащим – их действительно очень много.
Запрет на эмоции
Мужчинам легко дается обращение за помощью психологов и психиатров? Или стереотипы все еще сильны?
Мария: В большинстве семей мальчика воспитывают так, что он должен быть сильным, что он не должен ничего бояться. Не плакать, преодолевать трудности, не унывать. И у нас растут действительно очень сильные мужчины, настоящие воины, но у них складывается ложное ощущение, своего рода когнитивное искажение, что они словно не имеют права на проявление слабости. Поэтому эмоции наши мужчины могут прятать где-то в глубине души и не всегда им легко их показать. Часто они не торопятся обнажать свои чувства, особенно новым людям. Но мы объясняем им, что обращение к нам полностью конфиденциально и анонимно, они действительно могут быть собой, поделиться своими чувствами. И уже по ходу работы они раскрываются по собственному желанию.
Многое в коллективе военных зависит и от командира – как он относится к надобности и организации психологической помощи. Если командиры подразделений проводят некую психообразовательную работу, дают понять, что не стыдно обращаться к психологу, бойцам уже легче обратиться к специалисту.
Апатия и агрессия: когда бить тревогу
А может человек сам осознать, что у него ПТСР?
Мария: Людей с ПТСР можно поделить на два основных типа – одни критичные, другие нет. Критичные к своему состоянию – это, как правило, люди невротического типажа, которые замечают у себя симптомы, нехарактерные для них ранее. Это может быть что угодно: бессонница или снижение настроения, повышение тревожности, изменение привычек и характера. Например, один из бойцов сказал: «Я как будто привез войну с собой в мир».
И есть некритичные люди – у них все нормально. В этом случае изменения начинают замечать другие – их родственники, друзья. При этом сами они не всегда понимают, что что-то поменялось, или не обращают на это внимания.
Как близкому понять, что у человека проблемы? На какие симптомы обратить внимание?
Мария: Близкий человек в любом случае заметит перемены. Например, если человек замкнулся, начал часто алкоголизироваться в одиночестве, ходит как воду опущенный, угрюмый, мрачный, не интересуется тем, что его интересовало ранее, вздрагивает среди ночи или вскрикивает, пугается громких звуков.
Все зависит от типа ПТСР. Симптомы могут быть направлены на телесные ощущения, на тревожно-депрессивные состояния. Это может быть какая-то апатия, это может быть озлобленность, агрессивное поведение. Все индивидуально. Близкие это увидят, заметят и забьют тревогу.
Человек и сам обратится за помощью, если критичен к своему состоянию. Если нет, то это может вылиться в такие случаи, когда он в состоянии алкогольного опьянения может с кем-то подраться, начать выяснять отношения, попадать во всякие уличные переделки.
Может ли друг, или родственник, побудить обратиться к психологу, если заметил неладное?
Анастасия: В любой подобной работе важно, чтобы человек сам чувствовал, что ему это важно и полезно. В психологическом консультировании 70 % результата – это результат именно обратившегося за помощью, и только 30 % результата – работа психолога. Все, кто к нам обращаются, делают это сами, поскольку чувствуют, что им это важно. И когда они осознают эту важность, эффект получается совсем другой, чем если бы просто кто-то привел бойца к специалисту, посадил напротив и – «Вот тебе психолог, работайте». Человек с отсутствием мотивации работать с психологом действительно не понимает, что это и зачем ему это нужно.
Как человеку помочь себе самостоятельно, если он все же не хочет обращаться за помощью специалиста?
Анастасия: Существуют специальные инструменты для этого, разные рабочие тетради, но самостоятельно все равно очень сложно. Важно, чтобы рядом кто-то был, чтобы человека поддерживали и желательно, чтобы это был еще и специалист.
Не спрашивай, убивал ли он
Находиться рядом с травмированным человеком тяжело. Какие советы можно дать близким?
Мария: Сами наши подопечные – военные говорят, что близкие люди их не раздражают. Как бы они ни поддерживали, они все делают правильно. Все зависит от внутреннего состояния человека. Иногда бывает, что жена молчит или, наоборот, подходит, обнимает его, а раздражает абсолютно все. Это либо ситуативно обусловлено, либо связано с травматическими моментами, которые ему сложно пережить.
Мы бы дали совет: не задавать неудобных и неуместных вопросов. Например, убивал ли он кого-нибудь, где конкретно находился, как менялось передвижение войск, какие потери были у личного состава. Это абсолютно неуместно, да и сами эти знания интереса не утолят, будем честны. Гражданским людям важно знать одно: он не убивает, он выполняет боевые задачи. А какие – военная тайна. Оставайтесь гражданскими, мирными людьми. Скажите ему: «Я с тобой рядом, и когда ты захочешь, ты можешь выговориться». Но ни в коем случае не наседать, не обязывать его чем-то делиться, просто дать понять: «Я рядом с тобой, я понимаю, что тебе нужно адаптироваться, я понимаю, что нужно время, если что, я рядом – поделись и поговори, все будет нормально». Не обижайтесь, если он не спешит что-то рассказывать и чем-то делиться, на это нужно время и подходящая обстановка.
Все, что хотят военнослужащие получить от своих близких, – поддержку, заботу в моменте, понимание, что они рядом и готовы подождать, пока те адаптируются.
На каждого психолога – свой клиент
Сколько времени занимает лечение ПТСР?
Мария: Зависит от симптомов, но год – 100 процентов.
Сейчас всплывает масса случаев, когда психологи, работающие с военными и их близкими, оказываются непрофессионалами. Как выбрать специалиста?
Анастасия: Высшее образование у психолога должно быть обязательно. Мне непонятна история про магистратуру, если диплом бакалавра, к примеру, физико-технический. За два года в магистратуре невозможно стать профессиональным психологом, это нереально. То же самое с профессиональной переподготовкой, если базовое образование – это не смежная научная область.
Еще нужно смотреть на специализацию психолога. Это может быть когнитивно-поведенческий терапевт, гештальт-терапевт, телесно-ориентированный терапевт. Специализаций очень много. И важно посмотреть на количество часов, сколько человек обучался этому методу. В идеале – от 500 часов и больше. Но у клиента обязательно еще должно быть внутреннее ощущение, что ему комфортно работать со специалистом, которого он выбрал. Подбор психолога – это не самое быстрое занятие, все очень индивидуально. Коллеги часто шутят, что не бывает среди психологов конкуренции, на каждого психолога – свой клиент.
Расскажите, как появился проект «Ждем дома», кто в нем работает?
Мария: Это проект Евгения Рассказова – военнослужащего и блогера, автора телеграм-канала «Говорит ТопаZ». У Евгения много знакомых среди военных, в какой-то момент он понял, что эта актуальная проблема будет становиться еще более актуальной с годами и что военным необходима организованная психологическая поддержка. Он объявил о наборе специалистов на своем канале, мы как его давние подписчики предложили свою помощь.
Проект действует исключительно на добровольческих, волонтерских началах. При этом мы работаем не только с военнослужащими и их семьями, но и с жертвами терактов, людьми, пострадавшими при украинских обстрелах Белгорода, Крыма.
Ранее психолог рассказала, как военные привыкают к жизни в зоне СВО. Жизнь на передовой кардинально отличается жизни «на гражданке».
Фото: ФедералПресс / Полина Зиновьева
Эксклюзивы «ФедералПресс»