Термин «ювенальная юстиция» у россиян ассоциируется в первую очередь с абсолютным произволом служб опеки западных стран, когда по незначащим, по нашим меркам, поводам из семей изымаются дети. Однако подобный произвол потихоньку становится устоявшейся практикой уже и у нас. Но если на Западе это происходит от чрезмерной регламентации и зарегулированности ювенального права, то в нашем случае – как раз от обилия правовых дыр, которые чиновниками органов опеки очень часто трактуются слишком широко и, разумеется, в пользу своих ведомств. Прокомментировать, какова будет судьба ювенальной юстиции в России, мы попросили известного адвоката, члена Общественной палаты РФ Анатолия Кучерену. Но начали разговор мы с частного случая – запутанной правовой ситуации вокруг судьбы Егора Спахова (при рождении – Матвея Иванова).
– Анатолий Григорьевич, какова сейчас правовая ситуация вокруг Егора Спахова? Сергею Спахову недавно отказали в усыновлении. Это просто отложили на время, пока не решена судьба его жены? Или ситуация складывается таким образом, что Егора могут не вернуть в семью Спаховых?
– Общественная палата РФ получила от органов опеки и попечительства Министерства образования Московской области заключение об отказе Сергею Спахову быть усыновителем. В нем были приведены результаты психологической экспертизы. Мне как юристу, разумеется, хотелось бы, чтобы это был документ с логичным обоснованием и достойными выводами. Но при прочтении меня взяла оторопь. Процитирую дословно, на основе чего Спахову отказано стать усыновителем: «По результатам психологического обследования гражданина, выразившего желание стать усыновителем, опекуном (попечителем), приемным родителем, патронатным воспитателем проведенного ОЦСЗС МГОУ от 02.03.2017 года, установлено, что у Спахова С. В. присутствует несбалансированный тип семейной структуры, для которой характерно чрезмерное эмоциональное слияние и лояльность, отсутствие личного пространства, независимости членов семьи. Также указано на хаотичный тип семейной структуры, которому свойственна недостаточная дифференциация семейных ролей и нечеткая иерархия. В связи с чем, ему рекомендовано обратиться к психологу (психотерапевту) для уточнения причины, влияющей на несбалансированность семейной системы и причины получения недостоверных результатов (ИТО), затем пройти повторное психологическое обследование, а также рекомендовано рассмотреть возможность принять на воспитание ребенка в возрасте от 9 лет и старше».
Я, разумеется, много чего читал, в том числе специальную литературу, но перевести это на нормальный язык невозможно. Равно как понять, что за смысл за этим стоит. Налицо лишь нежелание органов опеки дать семье воссоединиться, но тогда пусть они хотя бы найдут достойный повод для отказа. Вот это и есть как раз элементы ювенальной юстиции, которые в обществе из-за своей неурегулированности и произвола давно подвергаются справедливой критике.
При оценке правовой ситуации надо помнить, что ребенок по имени Егор-Матвей на протяжении почти трех лет жил не на Луне, а в этой семье. Разумеется, никто не говорит, что Елена должна быть освобождена от уголовной ответственности. Да, ее подозревают в совершении преступления по ст. 126 УК РФ «Похищение человека». Но доведите дело до суда, и пусть суд определит меру ее вины. Хотя, есть и другая сторона дела – поведение представителей органов опеки и попечительства и Уполномоченного по правам ребенка в Московской области. Что они говорят: «Спаховым мы не доверяем, а если что-то случится с ребенком?». Но вы оставьте при себе свое воображение, ребенок жил в этой семье на протяжении трех лет, его никто не обидел, жалоб никаких нет. Зачем вы изобретаете эти надуманные предположения? Вы находитесь в «административном восторге»? На мой взгляд, это неприемлемо. Или вы заботитесь о будущем Елены? Однако, это не ваши проблемы. Пусть следствие докажет, а суд установит ее вину. Но там не все так просто. Она не бегала от полиции и добровольно выдала ребенка.
В этой ситуации меня, как члена Общественной палаты, беспокоят подобные манипуляции, которые связаны с намерением препятствовать возвращению Егора в ту среду, в которой он жил. А для ребенка это очень важно, ведь что такое его среда обитания? Это его комната, игрушки, привязанности, его гигиена и игра с родителями, которых он называл «мама» и «папа». Я сам лично встречался с Егором, когда его поместили в больницу. Кстати, сразу вопрос – почему его поместили именно туда? Наши дома малюток и детские дома и так переполнены. Я и мои коллеги по Общественной палате исходим из того, что изъяв ребенка из привычной для него комфортной семейной среды, мы наносим ему психологическую травму. И это делается руками уполномоченного по правам ребенка в Московской области и Министерства образования Московской области.
– Каковы их мотивы?
– Они очень простые. Они считают, что Егор должен находиться в казенном доме. Сейчас для отказа Спахову в усыновлении они привлекли психологов, потом, вероятно, привлекут психиатров. Однако это противоречит закону: в перечне требования для желающего усыновить ребенка нет требований психологической экспертизы. Они нашли психолога, который написал то, что я процитировал.
– То есть мотив по писателю Глебу Успенскому: «Тащить и не пущать»?
– Полагаю, так и есть, потому что в их мотиве нет здравомыслия. Мы с первого дня занимаемся этой ситуацией и говорим: «Нет приговора, который бы установил вину». Сейчас идет изучение ситуации. А если следствие придет к выводу, что нет состава преступления? Что мы тогда будем делать и кто будет отвечать за то, что в определенной мере психика этого ребенка искалечена? Для ребенка очень важные слова мама и папа. А где и как он их сейчас произносит? В доме малютки и только про себя?
Что касается этого заключения, адвокаты уже включились в работу и обратились в Красногорский городской суд по обжалованию действий Министерства образования Московской области. Мы получили справку из ГСУ по Московской области Следственного комитета России, где написано, что по уголовному делу каких либо сведений о причастности Сергея Спахова к преступлению, расследуемому в отношении Елены Спаховой, не имеется.
– В деле Елены Спаховой как трактовать похищение? Это преступление или нет?
– В соответствие с примечанием к ст. 126 Уголовного кодекса РФ, если похититель добровольно выдает похищенного, то с него снимается ответственность. В этом деле так и произошло. Я неоднократно говорил, что на сегодняшний день говорить о том, что Елена будет непременно привлечена к уголовной ответственности, явно преждевременно. Насколько я знаю, Спахова добровольно выдала ребенка, и у нее есть явка с повинной. И следственные органы это обязательно должны учитывать. Однако этого не хотят слышать ни Министерство образования Московской области, ни Уполномоченный по правам ребенка в Московской области.
– А зачем они подменяют собой правосудие? У них же совершенно другие функции.
– Я неоднократно разговаривал с уполномоченным по правам ребенка в Московской области Ксенией Мишоновой, и она открыто говорит, что ребенок должен находиться в казенном доме. Но подождите, вы же должны отстаивать интересы ребенка, а не казенных учреждений, где есть койко-место и нет ни мамы, ни папы.
– Дело Егора Спахова – частный случай ювенальной юстиции, которая является предметом жарких споров в обществе. Какова сейчас позиция Общественной палаты и адвокатского сообщества в части создания ювенального правосудия? Нужно ли оно вообще? Насколько законодательная база соответствует запросам общества?
– Вторжение в нашу жизнь такого термина, как ювенальная юстиция, многих граждан ввергает в шок. Я много лет занимаюсь общественной деятельностью и могу сказать, что если говорить о России с ее традициями, обычаями, то этот термин в нашей стране не вполне понятен. Граждане знают о нем применительно к европейским государствам в части изъятия детей из семей российских граждан за рубежом. Видят по телевизору как изымают, в каких случаях и как безапелляционно при этом действуют органы опеки. На этих тезисах и сформировано нынешнее общественное мнение. Я полностью согласен с тем, что для России сам термин и используемые зарубежными органами опеки методы не совсем приемлемы. Когда мы говорим о безопасности ребенка и о качестве его жизни, мы прекрасно понимаем, что должны быть определенные технологии, методики, нормативные акты, которые должны работать исключительно в интересах ребенка.
Обозначу первый аспект проблемы нашей ювенальной юстиции– это действия органов опеки. Второй аспект – это рассмотрение дел судами по рассмотрению уголовных дел в отношении к несовершеннолетним. Существуют мнения, что для этого должны быть специализированные ювенальные суды. С этим я отчасти соглашусь. В судебной системе должны быть специально подготовленные судьи, должны быть психологи, специалисты социальных службы и т. д. Чтобы когда шла речь о привлечении несовершеннолетнего к ответственности и наказанию, эти институты могли оказать свою помощь. Но их необязательно называть ювенальными, т.к. это не имеет ровно никакого значения применительно к ювенальной юстиции. Они должны иметь специальную логику и тактику действий, потому что речь идет не о взрослых. Я согласен с тем, чтобы такие дела не рассматривали судьи, которые ведут большое количество уголовных дел в отношении взрослых. Из-за чего, в части назначения наказаний, что называется, «замыливается глаз».
Что касается работы органов опеки и попечительства, я не считаю что им надо давать какой-то специальный мандат, чтобы они вероломно вторгались в семьи и забирали детей под любым предлогом – будь то рваные обои, немытая кастрюля или невыброшенный мусор. Это недопустимо, так как в каждом конкретном случае надо разбираться. Если вдруг они предполагают угрозу ребенку, то пусть приглашают соответствующих специалистов и только при подтверждении такой информации принимают меры. А не так, как бывает сейчас: «Я представитель органов опеки и я забираю вашего ребенка».
– Какова сейчас позиция президента и правительства РФ в данном вопросе?
– Есть поручение президента РФ от 1 января 2017 года № Пр-21 которое обязывает Министерство труда и социальной защиты РФ, Общественную палату РФ, уполномоченного при президенте РФ по правам ребенка до 1 марта проанализировать практику изъятия несовершеннолетних из семьи с точки зрения избыточно применяемых мер или неправомерного вмешательства в семью. Общественная палата РФ по данному поручению тщательно изучила ситуацию с изъятием детей, и мы обнаружили большие огрехи в правоприменительной практике.
В свою очередь, правительство считает, что нынешние методы ювенальной юстиции неприемлемы для страны. И что вопросы возможного изъятия детей из семей должны решаться исключительно бережно и аккуратно, чтобы не калечить психику самого ребенка. К примеру, я считаю, что очень важно при изъятии ребенка для получения объективной картины вести видеосъемку. Это исключит возникновение спорных ситуаций. Такая норма должна быть обязательно прописана в законе.
– В какой закон должна войти норма об обязательной видеосъемке и что еще должно войти в ювенальное законодательство?
– Норма о видеосъемке должна войти в закон об органах опеки и попечительства. К сожалению, в законодательстве на сегодняшний день вообще отсутствует какой-либо контроль за действиями органов опеки при изъятии ребенка. Видеосъемка должна фиксировать действия лиц, производящих изъятие, а также действия родителей, так как это весьма конфликтный момент. Одновременно предлагается обязательное сопровождение ребенка психологом с момента принятия решения об изъятии. Также мы считаем, что в момент перемещения ребенка из семьи, к нему должен быть прикреплен сопровождающий. Это может быть, к примеру, няня. В числе других требований – обеспечение ребенка и его родителей квалифицированным юристом в формате «Pro bono» (от лат. pro bono publico – ради общественного блага – оказание профессиональной юридической помощи благотворительными, общественными и иными некоммерческими организациями на безвозмездной основе).
Это очень важный вопрос и я на днях инициировал создание Координационного совета при Общественной палате РФ по рассмотрению спорных случаев при изъятии детей из семей. Предполагается, что этот совет возьмет на себя задачу по выработке Административного регламента для служб, участвующих в спорных ситуациях и разработку механизма оказания бесплатной юридической помощи. Заложенные в нем нормативы будут регулировать все вышеперечисленные вопросы и задачи. К примеру, описание методики как проводить видеосъемку.
Координационный совет будет работать по любым направлениям деятельности Pro bono. Существующий закон об оказании бесплатной юридической помощи ограничивает категории граждан, которым эта помощь может быть оказана. В данном случае мы говорим исключительно об общественной нагрузке.
– А адвокатам это интересно?
– Разумеется. Я уже договорился с президентом Федеральной палаты адвокатов РФ Юрием Сергеевичем Пилипенко, что в каждом субъекте Федерации будут такие адвокаты. В Москве и ряде субъектов они уже есть. Нужны именно те адвокаты, которые специализируются на решении семейных проблем. Также необходима четкая регламентация критериев для процедур изъятия. На данный момент сотрудники социальных служб не имеют нужной правовой базы, и не секрет, что они иногда работают в условиях давления тех или иных органов. Что очень важно, к изъятиям детей мы будем привлекать прокуратуру. Также в рамках Координационного совета планируется создать консилиум специалистов по детской проблематике, и будет два соответствующих реестра: реестр адвокатов и реестр специалистов. Адвокатская палата будет определять адвокатов, которые наиболее компетентны в таких вопросах. Еще один важный вопрос – рассмотрение тестирования родителей и детей на владение ими правового поля. Многие проблемы и беды происходят от того, что у нас очень высокий уровень правового нигилизма. Во многих случаях изъятия детей, когда начинаешь разбираться, часто видишь, что граждане не так написали обращение. Там, куда оно ушло, видят, что обращение написано неграмотно и неубедительно, и на этом основании выдают отказы.
– Эти инициативы будут оформляться в форме единого законодательного акта?
– Мы надеемся, что нам удастся убедить правительство и парламентариев, что надо создавать уже упомянутый административный регламент. Он очень важен и потому, что многие службы нам жалуются, что не знают как действовать в той или иной ситуации.
– На ваш взгляд, есть ли трудности с терминологией? К примеру, определение: «ребенок, находящийся в трудной жизненной ситуации». В зависимости от того, как это трактовать, со стороны чиновников вполне возможны и злоупотребления.
– Это как раз и надо подробно прописывать в административном регламенте. Ведь у нас на сегодня нет процедуры возврата детей. А такой правовой механизм жизненно необходим. Другой момент – сейчас в законе отсутствуют требования об обязательном указании в акте об изъятии ребенка наличие угрозы его жизни и здоровья, способы ее выявления и характеризующие ее обстоятельства. Это позволяет правоприменителю, в нашем случае – органам опеки, трактовать свои права необоснованно широко и произвольно. Это тоже очень серьезный вопрос. Мы предлагаем чтобы такие методические указания были разработаны с привлечением общественных организаций, которые хорошо знают эту тему. В том числе планируется отнести к компетенции полиции определение обстоятельств, угрожающих жизни ребенка. Это очень важно, к примеру, когда ребенок находится на улице.
Действующий порядок изъятия детей не предусматривает передачу ребенка родственникам или близким людям. Ребенка сразу передают в специализированные детские учреждения, где до передачи родственникам он может находиться на протяжении долгого времени, что приводит к психологическим травмам. Если есть родители или другие близкие родственники, то так быть не должно. Здесь, в частности, в целях отсутствия формальных оснований для признания ребенка безнадзорным мы предлагаем расширить список лиц, которые могут исполнять обязанности по воспитанию, обучению и жизненному поддержанию ребенка. А в случае отобрания или изъятия ребенка предлагается установить порядок действия уполномоченных органов по передаче ребенка к родственникам или близким лицам и назначить срок для этого в течение суток.
– А у вас есть поддержка в правительстве, в парламенте?
– Да. Мы провели много консультаций и слушаний по этому вопросу и в данных структурах власти нужное понимание есть. Теперь нужно много работать, в том числе для подготовки административного регламента.
– Есть ли зарубежный опыт участия общественных организаций в такого рода вопросах в тех странах, где у россиян наиболее часто изымают из семей детей?
– Аналога Общественной палаты по исполняемым функциям за рубежом нет, так как нет организаций со схожими функциями. Во Франции есть Общественно-экономический совет, и я изучал его работу. Мы чем чем-то похожи, но французский орган больше дает заключений на какие-то правительственные решения. Общественная палата РФ позволяет много чего сделать с точки зрения общественной пользы. У нас есть возможности, мы вникаем в проблемы и в них разбираемся. В Общественную палату РФ поступает много информации от общественных организаций, Общественных палат субъектов РФ и родительских объединений, много писем и обращений граждан. В данном случае мы исходим из просьб граждан помочь им разобраться в тех жизненных хитросплетениях, в которые они попадают.
– Изучался ли опыт ювенальной юстиции Запада?
– Да, изучался и особенно французский опыт. Я в свое время представлял интересы Ирины Беленькой. Это было очень громкое дело. Я участвовал как адвокат в ее защите по уголовному делу. Ее муж обманом вывез ребенка из России. Она была арестована в Венгрии по обвинению в организации избиения мужа и помещена в следственный изолятор. Я к ней выезжал и вел её дело. Затем она была экстрадирована во Францию, и французы поступили благородно. Суд ее не арестовал, а отпустил и следом пошли ювенальные процедуры. Далее уже не уголовный суд, а гражданский определил режим общения Ирины с ее ребенком. Во Франции я также защищал интересы актрисы Елены Сафоновой, у которой муж также забрал ребенка. Там очень сложные ювенальные технологии. Если, к примеру, какой-то сосед сказал, что слышал окрик, шум или плач ребенка, то сразу приезжают социальные службы и ребенка забирают. Хочу повторить, что в нашем случае абсолютно недопустимо, когда верх берет пресловутый «административный восторг».
– Отрабатывают ли свои функции комиссии по делам несовершеннолетних?
– ФЗ от 24 июня 1999 г. № 120-ФЗ «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» регламентирует права и обязанности сотрудников полиции в отношении безнадзорных детей, и по нему мы тоже будем давать свои предложения. Что касается работы названных комиссий, то у нас бывают жалобы, что какого-то ребенка незаконно поставили на учет, и это серьезный вопрос. Предлагаемый нами административный регламент касается деятельности всех служб, включая полицию и комиссии по делам несовершеннолетних.
– На ваш взгляд, нужен ли паспорт здоровья школьника? В него планируется вносить не только информацию о здоровье, но и о психологии ребенка и о внутреннем мире семьи. Что значительно расширяет возможности для произвола ювенальных органов, которые, зафиксировав какие-либо нарушения, могут обвинить родителей в ненадлежащем уходе.
– Я уверен, что не стоит чрезмерно вторгаться в личную жизнь наших детей. Недопустимо делать чип для каждого ребенка и туда собирать всю информацию по любому поводу. Этим мы принесем вред как раз тому самому маленькому человечку, который со временем станет взрослым. Абсолютно убежден, что внедряемые в частную жизнь кибертехнологии могут быть чрезвычайно опасны. Об этом мне еще в 2013 году говорил Эдвард Сноуден. Здесь есть большая проблема, и к это надо относиться очень аккуратно. Ребенок только рождается, а он уже появляется в соцсетях. А надо ли так делать? Он будет взрослеть и не факт, что такая информация ему очень понравится. Вопрос и в том, как на эту информацию будут реагировать его сверстники и другие люди по мере его взросления.
– Есть ли возможность финансовых злоупотреблений со стороны органов опеки? Планировалось заставить родителей платить за содержание своего изъятого ребенка.
– Насколько я знаю, решение по данной теме еще не принято. Вопрос здесь в другом – детские дома надо содержать, а это напрямую зависит от числа находящихся там детей. И надо давать по рукам тем, кто за счет искусственного увеличения койко-мест получает дополнительные бюджетные деньги. У нас такие сигналы есть, и это, безусловно, надо жестко пресекать.
– Вы упомянули про Сноудена. Можно узнать, как он сейчас?
– Живет в России, у него все нормально, вид на жительство получил до 2020 года. Посещает театры, кино, когда есть время – путешествует по нашей стране.
– Насколько фильм Оливера Стоуна «Сноуден» автобиографичен?
– Полностью. Он и называется байопик – фильм-биография.
– То есть Оливер Стоун ничего не придумал? Для зрелищности, для экспрессии видеоряда…
– Там нет фантазии от режиссера или каких-то надуманных поворотов сюжета. У нас же была дилемма: что снимать – боевик или фильм о человеке? Я Оливеру Стоуну сразу сказал: «Давайте сделаем фильм о Человеке». Моя книга «Время спрута», авторское право на экранизацию которой как раз и приобрел Стоун, – она именно о Человеке.