Почему в стране, где сокращаются доходы беднейшей части населения, почему в стране, где сокращается количество больничных мест, где нет экономического роста, на телевидении в ток-шоу в очередной раз обсуждают вопрос о выносе тела Ленина из Мавзолея? Самый главный вопрос на сегодня или попытка отвлечь внимание? Почему мы не знаем о множестве революций, произошедших в XX веке? Об этом – в интервью экспертного канала «ФедералПресс» с руководителем Центра социоэкономики кафедры политической экономии экономического факультета Московского государственного университета имени Ломоносова, доктором экономических наук, профессором МГУ Александром Бузгалиным.
– Не так давно, 22 апреля, коммунисты отмечали день рождения Ульянова, с чьим именем связаны колоссальные изменения в истории.
– Октябрь 1917 года – это Ленин. И не потому, что он был единственным творцом, страна это делала вместе с ним и при помощи его таланта. Мы все знаем миф о запломбированном вагоне, который приехал из Германии на деньги немецкого генерального штаба, были привезены в Россию подрывные элементы, в том числе Ленин. И в качестве немецкого шпиона он сотворил революцию, которая потом захватила весь мир. Этот миф не случаен и живуч.
– То есть его придумали?
– Его начали «раскручивать» еще в 1917 году. Это был эпизод с дискредитацией политических противников. Инициаторами были даже не политические противники Ленина, а французы. У них стояла такая задача, потому что Франция стремилась удержать Россию в войне. С апреля 1917 года большевики очень быстро начали получать поддержку от крестьян, от интеллигенции, от рабочих. Почему в нашей стране сегодня столетие революции вызывает столько дискуссий и почему появился на телевидении красный проект? Феномен абсолютно невозможный еще несколько лет назад, но сегодня вызывающий огромный интерес. Почему люди, которые выступали в 90-е годы с либеральных позиций, известные ученые, сегодня выступают с защитой революции и Ленина? Разговор надо вести о том, почему весь XX век наша страна сталкивалась с революциями, она сталкивалась с изменениями, переживала катаклизмы и трансформации. Да и не только наша страна с ними сталкивалась, а весь мир. Это иллюзия, что в 1917 году что-то произошло. На самом деле весь столетний процесс сопровождался изменениями.
– То есть революций было больше, чем мы думаем?
– Не так давно произошли аресты по всей нашей стране, те, кто гулял или специально пришел на митинги против коррупции, тут надо, конечно, разбираться с юристами. Сегодня контент революции присутствует даже не в сознании, а в подсознании людей, что нас что-то ждет. Но мы революции не только ждем, но и боимся. Начнем с хронологии. Всему предшествовала французская революция, которая произошла после довольно мирной победы и привлекала к власти художников, поэтов. Создавалась новая общественная система, новый тип власти, который соединял исполнительную и законодательную власть. Закончилось трагически: коммунары боролись не столько со своей буржуазией, но больше с агрессией извне. И в итоге коммунары были расстреляны, до сих пор на их могилах стоят цветы. Затем были события нашей страны, которые обернулись гражданской войной.
– Но ведь постоянно тех, кто говорят о революции, упрекают, что они разжигают пожар.
– Да, и сейчас часто говорят о разжигании. Поверьте, мне тоже иногда бывает страшновато. Отвечу исторической параллелью – нашей революцией октября 1917 года, которая прошла вначале мирно. Напомню, советская власть (не большевики) победила мирно. Были триумфальные шествия на протяжении нескольких дней в разных губерниях России. А уже после этого началась самая настоящая война со стороны тройственного союза (Германии, Австровенгрии и Турции) с одной стороны и Антанты, объединяющей Францию, Англию и так далее, с другой. Германия двинулась на Восток, Турция захватила нефть Баку, в Чехословакии начали движение на Москву. Это не интервенция, это нападение настоящее на страну, где победили Советы. Продолжением стала революция в Германии, и она почти что победила. Но при этом она позволила остановить Первую мировую войну. Продолжением стала революция в Венгрии в 1919 году, и там победили левые, к сожалению, ненадолго. Далее продолжением стали длительные, на много месяцев, забастовки во всех западноевропейских и центральноевропейских странах. Великая депрессия, прокатившись по миру, подняла совершенно иную волну общественных отношений.
– То есть там, где не произошли революции, произошли радикальные реформы?
– Именно. И по ту сторону противостояния находился зарождающийся Советский Союз со всеми его противоречиями и со всеми его достижениями. Когда в Великобритании встал вопрос, за какую партию голосовать, – за ту, которая начнет войну против Советского Союза, или за ту, которая ее не начнет, – победили противники войны. А еще скоро Китай будет отмечать столетие своей революции. Она стала причиной и трагедий, и великих достижений этого удивительного народа. А победа левых фронтов накануне прихода фашистов? Это очень важно. После была целая серия революций в Латинской Америке. И в Испании гражданская война, где при очень глубоких противоречиях стояли плечом к плечу анархисты и троцкисты, социалисты героически воевали против фашистов, которых поддерживала почти вся буржуазная Европа и косвенно США. Это тоже можно назвать революцией, только она была революцией антифашистской. Вот пример непобеды революции, а меня зачастую спрашивают, зачем разжигаете. Ответ очевиден.
В апреле в Москве проходил Московский экономический форум. Что удивительно, что даже в рамках такого респектабельного позиционного бизнес-форума, где академики и бизнесмены говорили о необходимости и возможности умеренной альтернативы тому, что проводится сейчас в стране. Конечно, говорили очень аккуратно. И в рамках такого аккуратного форума была конференция, посвященная столетию революции. И там откровенно говорилось о том, что революция стала неизбежным следствием чудовищных противоречий капитализма. Я процитирую слова доцента одного из московских университетов Андрея Сорокина, который подчеркнул, что альтернативой октябрю 17-го года был бы не демократический шведский полукапитализм, а диктатура. И Россия могла бы стать едва ли не первой страной, которая бы проложила дорогу к коричневой чуме XX века. Если бы к Италии и Испании, Португалии и Германии добавилась бы национал-державная Россия, чудовищный мир ждал бы нас. Непростая альтернатива.
– Почему XX век стал веком рождения революций?
– Потому что XX век создал систему под названием «империализм». Империализм породил Первую мировую войну, он же в конечном итоге породил фашизм, породил и Вторую мировую войну, и после нее людей было убито больше, чем во всех предшествующих войнах вместе взятых. Потому что эта система устарела и в конечном итоге ведет в тупик. Да, ее можно латать и реформировать, но в целом эта система исторически обречена. И XXI век не является веком революций, он век реакционного отступления, но он беременен новыми общественными выступлениями. Поэтому я говорю с болью от противоречий, когда говорю о нашей стране, болью от социальных поляризаций, болью от стагнаций. Богатейшая страна не может обеспечить достойного бытия для большинства своих граждан. Пока политических сил, способных провести позитивную революцию наиболее демократическими методами, я не вижу. Поэтому наиболее вероятная альтернатива реформам, если они не будут проведены, – это чудовищная реакция. Но власть нас не слушала, не слушает и слушать не будет, поэтому давайте думать сами.
– А как быть с оранжевой революцией, что произошла на Украине?
– Это не революция ни в каком смысле этого слова. Это политический переворот, изменивший структуру власти все одного и того же социального, политического и экономического слоя. Одна группа кланов была сменена другой, более прозападной, раскручиваемой полуфашистской оголтелой братии. Заигрывать с фашистами – страшно, опасно и преступно.
– А есть реформы, которые меняют ситуацию подобно революциям?
– Те, кто сегодня в стране находятся у власти, у кого в руках реально сосредоточен контроль за деньгами, за политическими решениями, кадровыми перестановками. Представьте, что в нашей стране мы меняем существенно отношение к политической власти. И эти люди сейчас уходят, кого мы считаем коррупционерами, против которых полунаивно, полуманипулятивно выходят на улицы совершенно искренне молодые ребята, протестуя против страшного коррупционного состояния нашей системы, и не всегда понимая, кого они хотят привести к власти. Но, тем не менее, представьте, что мы добились, что большая часть собственности, которую гребет под себя крупный олигархический капитал, попадает под контроль граждан, а бизнес заставляют быть социально ответственным. Представьте, что мы сделали бесплатными медицину и образование. Это революция? Нет. Я просто описал социал-демократические реформы. И если мы их проведем, ничего не увеличивая в ВВП, при стагнации, но даже если мы останемся на том уже уровне производства и дохода, но при другой системе общественных отношений, при другой системе распределения, мы получим 15-тысячную минимальную зарплату, а не как сейчас 7 с хвостиком. Правда, с олигархами будет похуже, их будет меньше. Это реальная практика многих стран мира. Россия – моя страна, и я хочу, чтобы людям здесь жилось хорошо. А то, что сейчас происходит, – путь к контрреволюции. Путь к нестабильности. Германия под Гитлером была стабильна, но закончила чудовищно, и это касается любых диктатур. Я не хочу, чтобы такое будущее ждало нашу страну.