На днях исполнится ровно год с момента трагедии в городе Магнитогорске Челябинской области. Тогда от взрыва предположительно бытового газа погибли 39 человек, десятки семей лишились жилья. Сейчас местные и региональные власти сообщают, что все пострадавшие получили компенсации. Однако о событиях предновогодней ночи очевидцы до сих пор вспоминают с комом в горле. О работе в те дни «ФедералПресс» рассказал бывший руководитель пресс-службы губернатора Челябинской области Дмитрий Федечкин.
Трагедия случилась рано утром 31 декабря, когда у многих уже было предновогоднее настроение, да и вы наверняка готовились к празднику. Как вы впервые узнали о случившемся? Как оказались на месте ЧП и какие эмоции вы испытали?
– Как это часто бывает, первыми о происшествии узнали журналисты. Мне позвонил Павел Верстов, руководитель магнитогорского информационного агентства. Он кратко сообщил, что рухнул подъезд, но никто не знает причин. Я сразу понял, что мне придется однозначно туда выезжать. Сразу появилось большое количество запросов от средств массовой информации. Я дистанционно организовывал выход губернатора Челябинской области Бориса Александровича Дубровского в федеральные эфиры, потому что он очень быстро приехал на место трагедии.
Потом позвонил своему водителю, спросил: «Рюмку опрокинул?» Он ответил, что нет. Я ему: «Миша, помчались!». До Магнитогорска, а это почти 300 километров, мы доехали за 2 часа 15 минут, обгоняя даже машины спецслужб.
Когда я попал на место трагедии, оно было оцеплено, там уже велись работы. То, что я увидел, нельзя уложить в слово «шокировало» – это чувство намного глубже. Два рухнувших подъезда дома, боль в лицах людей, огромная трагедия.
В этих условиях вам нужно было быстро сосредоточиться на работе. Как вы осуществляли коммуникации с таким огромным количеством журналистов? О тех событиях писала вся страна.
– Если говорить о медийной составляющей, то я понимал, что на календаре 31 декабря и нужно полагаться на какие-то стремительные средства коммуникации. Телеграм-канал «Молнии Дубровского», который я вел, в данной ситуации мог рассматриваться как наиболее эффективный инструмент. Практически все, что туда выкладывал – тексты, фото, видео – я снимал и готовил сам, постоянно наполнял информационное пространство достоверными и оперативными сведениями. У нас в стране были примеры других трагедий, например, «Зимняя вишня» в Кемерово, когда, по моему субъективному мнению, не удалось организовать правильный и оперативный информационный поток, поэтому там в условиях вакуума вырастало огромное количество фейков. Я понимал, что в Магнитогорске будет то же самое, поэтому необходимо организовать стабильную доставку достоверного контента. Все эти дни я над этим и работал. Учитывая, что за это время аудитория канала выросла в три раза, а сам телеграм-канал, по оценке «Медиалогии», занял второе место по индексу цитирования в январе этого года по всей стране, думаю, что с этой задачей удалось справиться. Это, конечно же, не отменило появления фейков. Мы мониторили информационную среду, и было немало попыток осуществить какие-то вбросы на магнитогорскую тематику.
На днях вы поделились в социальных сетях фото- и видеоархивом. Вы как-то иначе начали относиться к тем событиям? Каковы ваши эмоции спустя год?
– Вот сейчас говорю с вами, и у меня ком в горле. Магнитогорская трагедия в моем сердце навсегда. Очень больно вспоминать пережитое. Но я зафиксировал вот какой феномен. За все время моей работы там – со дня самой трагедии и вплоть до 4 января, когда была закончена спасательная операция, – внутренняя мобилизация не позволяла уйти в эмоции. Полное осознание всей глубины горя пришло пятого января. Я уже уехал с места трагедии, тактическую работу с прессой подхватила пресс-служба администрации Магнитогорска, а мне сутки вообще не хотелось разговаривать с людьми.
Что касается архива. Я работал и в эпицентре событий, и в тех местах, куда не каждого журналиста допускали. И посчитал правильным поделиться всем этим. Такие вещи должны становиться публичными. С художественной точки зрения он не представляет может быть ценности, но эмоции и все, что там происходило, передает достаточно хорошо. Думаю, что кто-нибудь рано или поздно возьмется за систематизацию событий и фактов магнитоггорской трагедии, напишет книгу или создаст какой-то другой труд. Я буду рад, если люди, которые возьмутся за подобный проект, воспользуются этим архивом.
На спасательную операцию в Магнитогорске были стянут силы нескольких городов 
Был создан оперативный штаб 
В школе собирали вещи для пострадавших 
Прошла панихида по погибшим 
Губернатор посещал пострадавших в больнице 
Похороны погибших в Магнитогорске 
На месте трагедии был организован мемориал
Как отреагировали на случившееся ваши на тот момент коллеги? Может быть помните первую реакцию губернатора, других коллег? Это был испуг, сочувствие, паника?
– Та команда, которая работала у Бориса Александровича на месте трагедии, полностью справилась и с эмоциями, и с задачами. Прогнозировалось развитие событий, предпринимались все необходимые действия, шло открытое взаимодействие с людьми. Нужно было, есть такое слово, «вывозить» ситуацию. Поэтому внешне все старались не демонстрировать эмоции и качественно выполнять работу. Я видел, как эти люди работали во время трагедии не щадя себя. Их действия достойны самых высших оценок, если в принципе можно говорить о каких-либо оценках в условиях трагедии. Если вы откроете мой видеоархив и посмотрите на лица руководства области и города в те дни, во время панихиды, я думаю, все и всем станет понятно.
Я ранее говорил, что люди, с которыми мы работали в те дни, стали для меня как родственники. И с той поры ничего не изменилось, хотя судьбы у них сложились по-разному.
Для Бориса Александровича к тому же это был родной город, в котором он проработал много лет. Это наверное тоже имело значение?
– Безусловно. Штаб каждую ночь расставался, намечая на утро время сбора. Я каждый раз уезжал с места трагедии в числе последних и приезжал раньше, чем мы договаривались. Но я ни разу не приехал раньше Бориса Александровича.
К какой версии склоняетесь лично вы: все же это был теракт или бытовой хлопок газа?
– Меня родители приучили не рассуждать о темах, в которых не разбираешься. Есть официально озвученная следственным комитетом версия – взрыв бытового газа. Мои наблюдения и ощущения, как и другие сторонние наблюдения и ощущения – все это субъективно. Не считаю, что вправе компетентно высказываться по этому вопросу.
Как вы считаете, почему никто не верит в версию с газом? Причина в созданном информационном фоне или нехватке информации?
– Не буду гадать. До сих пор озвучена только предварительная версия. Именно в таких ситуациях вакуум всегда заполняется чем-то еще, появляется простор для интерпретаций.
Как вам работалось с органами власти, правоохранительными органами в те дни? Шли ли они на контакт?
– На протяжении всех дней непосредственно на месте трагедии работали пресс-службы правительства области, мэрии Магнитогорска и регионального МЧС. У нас было полное взаимопонимание.
Какой урок лично вы вынесли из этой трагедии? Ведь такие вещи не проходят бесследно…
– В прошлом году я слишком рано подвел итоги, числа 27-28 декабря. У меня было не самое лучшее эмоциональное состояние в тот момент. И то, что произошло 31 числа, все эти итоги перевернуло с ног на голову, вдохнуло новые смыслы. Я сделал несколько выводов. Первое – не надо торопиться подводить итоги. Второе – очень многое в твоей жизни может измениться в мгновение, и нужно то время, которое тебе отведено, стараться проводить максимально эффективно, вкладывая душу в своих близких.
Сейчас вам это удается?
– Не всегда. Сегодня мы живем как белки в колесе, живем работой. В будни об этих ценностях забываем, вспоминаем только в выходные. Это большой философский вопрос: как вообще в обществе решать эту проблему, как правильно выстраивать свое целеполагание и действия таким образом, чтобы во главе угла оставались все-таки близкие люди.
Что нужно сделать, чтобы подобное никогда не повторилось? Были ли сделаны какие-то конкретные действия со стороны органов власти, оперативных служб? Или от таких трагедий невозможно застраховаться?
– Я считаю, что застраховаться от подобных событий невозможно. Это – чрезвычайная ситуация. В любой день, в любой территории может произойти такое. Мы не должны исключать человеческий фактор, который лежит в основе подобных историй. Органы власти должны научиться выстраивать универсальный алгоритм действий в подобных ситуациях. При всей разности событий, которые происходили и могут происходить, 80 процентов компетенций и наработок универсальны, их можно натренировать, как бы цинично это не звучало. Ведь именно это рано или поздно спасет чьи-то жизни.
В Магнитогорске эта работа была организована на достойном уровне. Сработал и человеческий фактор. В Челябинске любят говорить о «магнитофобии», но такого сплочения людей, как там, я никогда не видел нигде. Представляете школьную раздевалку? 31 декабря, в середине дня, она была уже полностью заполнена теплыми вещами. Люди шли в школу, служившую штабом, нескончаемым потоком, несли продукты, медикаменты, одежду. Многие предлагали и оказывали безвозмездную помощь. Было огромное сострадание и сопереживание этой трагедии. И еще важный момент. Местные власти обратились к жителям с просьбой из-за трагедии не запускать салюты в новогоднюю ночь. И я не увидел ни одного салюта. Люди разделили чужую боль. Разве можно это забыть?
Фото: архив Дмитрия Федечкина
Взрыв в Магнитогорске