На севере Свердловской области появилась новая традиция: на месте исчезнувших поселков появляются деревянные кресты. Инициатор акции – местный краевед, директор качканарского городского архива Михаил Титовец. Он рассказал корреспонденту «ФедералПресс» о том, как зарождались, жили и исчезали уральские деревни, зачем хранить память об их обитателях и почему сейчас люди снова задумались о возвращении к земле.
«Мы не крестоустанавливающая компания»
Свердловчане знают Качканар как чисто промышленный город, откуда там взялись деревни?
–Качканар – город чисто промышленный, но он находится не в пустыне. Многие качканарцы – выходцы из близлежащих поселков, в том числе и не сохранившихся, которые находятся на сопредельных территориях, в основном Нижнетуринского и Новолялинского районов.
Как возникла идея устанавливать Поклонные кресты?
–Идея возникла от мысли, от осознания величайшей несправедливости того, что здесь жили люди – рождались, росли, любили, рожали детей, в суровую годину уходили на войну, – а теперь здесь ровное место. И несколько десятилетий в этом месте не звучала молитва! Поэтому с нами обязательно ездит батюшка-священник, который освящает крест и служит панихиду о людях, которые жили в этом поселке и отошли в вечность. И явственно ощущаешь, как радостно трепещут души этих людей!
При этом мы не «крестоустанавливающая компания». Обязательное условие – чтобы инициатива исходила от потомков жителей, и крайне желательно, чтобы они присутствовали на этом действе. Когда мы устанавливали крест в поселке № 62, с нами была женщина в возрасте 86 лет, которая там родилась. На вопрос, почему она решилась на такое рискованное для нее путешествие, ответила: «Мне больше никогда не побывать на своей родине». На место поселка Трудный приезжала женщина, которую оттуда вывезли в семилетнем возрасте.
Сколько деревень удалось таким образом увековечить?
–Пока только восемь, в этом году должны успеть еще две. А там сколько Бог даст.
А сколько всего покинутых деревень в Качканаре и его окрестностях?
–Астрономическое количество, не поддающееся счету. Это и бывшие «столыпинские» переселенческие поселки, и спецпереселенческие, возникшие в 1930-е, когда людей раскулачивали и привозили сюда, и приисковые. В словаре Верхотурского уезда [Ивана] Кривощекова, изданного в 1910 году, только переселенческих значится населенных пунктов 163. Из них остался, может быть, с десяток. Плюсом, повторюсь, еще спецпереселенческие и приисковые. Поэтому то, что мы сделали, – это капля в море.
Где вы находите информацию об этих деревнях?
–Во-первых, я директор архива, во-вторых, мы живем в тех же местах. Например, я знаю, что мои предки из поселка № 63, рядом был поселок № 62, подальше – № 64. Конечно, о каких-то деревнях мы знаем больше, о каких-то – меньше. Один из самых крупных – поселок Ниновский, он начинался как прииск, потом там была железнодорожная станция. Пока крест там еще не установили. Сейчас собираемся в поселок № 66, его еще называли Бояршино: он был волостным центром, и церковь там была. Но большинство «столыпинских» деревень оставались небольшими – домов в тридцать, зачастую в одну улицу.
Почему такие странные названия – № 62, № 66?
–В 1902 году Переселенческое управление нарезало эти участки и дало им номера и названия. Названия в подавляющем большинстве не прижились. Например, поселок № 63 формально именовался Нижнеактайским, но никогда в жизни его так не называли. У моей матери даже в метрике написано место рождения: «Свердловская область, Нижнетагильский округ, Кытлымский район, поселок № 63». Людям так было проще.
Некоторые поселки возникли по движению Кытлым-Исовской железной дороги, и тоже были «номерными». К примеру, последним мероприятием до пандемии в нашем архиве была встреча жителей поселка 20-й километр. Его пытались переименовать в Черничный, Светлый или еще как-то, а люди все равно называли «Двадцатый»: «Ты откуда родом? –С Двадцатого».
«Срывались с насиженного места в неизведанные дали»
В какие периоды исчезало больше всего деревень и почему?
–В советское время, особенно в 1950–1970-е годы. Исчезали они по разным причинам: допустим, спецпереселенческие поселки стали исчезать после смерти Сталина, когда людям вышло послабление и они сами стали разъезжаться. Два «столыпинских» поселка, № 62 и № 63, исчезли, еще когда началась коллективизация. Люди не восставали, не бастовали, а голосовали «ногами» по принципу: «Мы за колхоз, но не в нашей деревне». Бросили все, разъехались, основали поселок, откуда я родом – Малая Белая, – чтобы снова рвать пуп, снова корчевать. Это для них было меньшим злом, чем оставаться в колхозе. Остальные «столыпинские» поселки опустели в 50-е годы, когда колхозы в здешних местах были признаны беспесперктивными и людей здесь больше не удерживали.
К тому же началось строительство Свердловска-45 (нынешний Лесной) и Качканара, и люди устремились на эти стройки, где можно было начинать жизнь с чистого листа. Ведь в тех поселках, как правило, не было даже электричества.
Есть ли какие-то истории, которые вас удивили?
–Прежде всего, удивительно само это грандиозное мероприятие по переселению, когда люди срывались с насиженного места и ехали в неизведанные дали. Удивительно, как была выстроена логистика, ведь требовалось перевезти такую массу народа! И удивительно, как нужно было работать на новом месте: участки-то нарезаны, но не разработаны. И это не шесть соток: там и усадьбы, и огороды, и поля, ведь хозяйство оставалось практически натуральным. Но люди были счастливы, потому что это была их земля.
Есть интересные бытовые истории. Один ветеран, который был участником Великой Отечественной войны, инструктором Исовского райкома партии, председателем колхоза, начальником продснаба, рассказывал множество всякой побывальщины. Например, про колдунов. Вот она. Среди жителей поселка № 53 бытовало устойчивое мнение, что колдунья – старуха Ходасевич – отбирает молоко у коров. Чтобы отвадить колдунью от ее промысла, следовало взять колесо, в котором не должно быть ничего железного, и прокатить его вокруг деревни. Взяли колесо от прялки и три раза прокатили его вокруг поселка, а затем бросили в костер, чтобы оно сгорело.
«Колдунья могла обратиться в кого угодно и украсть уголек из костра: если такое произойдет, все усилия насмарку. И вот сидят смотрят – я тогда маленький был – и вдруг лягушка прыгает к костру. Ребята опалили ей передние лапы и отпустили. А у старухи Ходасевич руки даже выше локтя оказались опаленные», – рассказывал ветеран.
Я не выдержал: «Сергей Федорович, разве этому можно верить?» Тот немного помолчал и задумчиво ответил: «Знаешь, я сорок девять лет был в партии. Я и сам этому не верю – однако, было».
Продолжается ли исчезновение деревень сейчас?
–Не знаю. Я не социолог и не статистик, но создается впечатление, что маятник качнулся в обратную сторону. Люди хоть и не массово, но потянулись к земле. Некоторые поселки, судьба которых казалась незавидной, все еще существуют хотя бы в дачном варианте. А когда люди выходят на пенсию, они там и живут.
Очень надеюсь, что этот материал побудит кого-то вспомнить о своей малой родине. И если этот поселочек-деревенька по разным причинам-обстоятельствам не сохранился, постараться увековечить – Поклонным крестом или каким-то другим образом.
Фото: из личного архива Михаила Титовца