Более известный как телеведущий канала ТВЦ, эксперт по международным вопросам Алексей Пушков неожиданно ворвался в политическую жизнь Пермского края, став депутатом Государственной думы от этого региона. В парламенте он занял пост руководителя комитета по международным делам, при этом Пушков не выпускает из фокуса своей программы и пермскую действительность, которая почему-то традиционно считается либеральной, и даже критикуя главные приоритеты прикамского губернатора. Почему Пермский край стал образчиком волюнтаристских решений исполнительной власти, почему культурный проект является профанацией и не имеет права на существование. Что такое оппозиция сегодня, и как получилось что сам Пушков из сторонников Горбачева стал сторонником Путина. Не грозит ли России осложнение отношений с США из-за поддержки непримиримой оппозиции – читайте на «УралПолит.Ru» интервью с депутатом Государственной думы от Пермского края, руководителем комитетам по международным делам, профессором МГИМО, телеведущим ТВЦ.
Более известный как телеведущий канала ТВЦ, эксперт по международным вопросам Алексей Пушков неожиданно ворвался в политическую жизнь Пермского края, став депутатом Государственной думы от этого региона. В парламенте он занял пост руководителя комитета по международным делам, при этом Пушков не выпускает из фокуса своей программы и пермскую действительность, которая почему-то традиционно считается либеральной, и даже критикуя главные приоритеты прикамского губернатора. Почему Пермский край стал образчиком волюнтаристских решений исполнительной власти, почему культурный проект является профанацией и не имеет права на существование. Что такое оппозиция сегодня, и как получилось что сам Пушков из сторонников Горбачева стал сторонником Путина. Не грозит ли России осложнение отношений с США из-за поддержки непримиримой оппозиции – читайте на «УралПолит.Ru» интервью с депутатом Государственной думы от Пермского края, руководителем комитетам по международным делам, профессором МГИМО, телеведущим ТВЦ.
Почему Пермь?
Алексей Константинович, для пермского истеблишмента и масс-медиа так и остается тайной, почему вы избрирались в Госдуму от Пермского края. Может, раскроете ее?
Я думаю, здесь нет никакой особой тайны. Дело все в изменениях в избирательном законодательстве. Вы знаете, что все партии выставляют списки. И в эти списки любая партия может включить человека, который не обязательно является жителем этого региона, а который может усилить ее позиции в регионе в случае победы на выборах. И на последних выборах в списках «Единой России» 200 человек из 600 – это беспартийные, представители Народного фронта. Они, как я понимаю, по замыслу Владимира Путина, должны были «влить новую кровь» в забюрократившуюся партию. Может быть, Путин исходил даже из тех позиций, что эти люди не будут так связаны партийной дисциплиной, какими-то налаженными ходами и связями, как основная часть единороссов. В результате этого процесса я, собственно, и оказался в списках кандидатов от Пермского края. Я даже думаю, что по каждому региону в списки были включены люди, которые до этого времени вообще никак не ассоциировались с «Единой Россией». И таких людей сейчас – одна треть во фракции Госдумы. Это люди, которые не хотят быть членами партии, но в целом поддерживают политику Путина. И у этих людей есть свои претензии к этой политике. У меня они тоже есть. Они есть и у Станислава Говорухина, о чем он сказал на первой же встрече, когда Путин предложил ему возглавить его штаб. Например, о необходимости отмены ЕГЭ. Я, например, абсолютно поддерживаю… Вот поэтому появились новые люди. И их, как мне кажется, выбирали не по признаку принадлежности к конкретным регионам. А по принципу их обновленческого потенциала.
Я считаю, что мог пойти по любому региону. Потому что та политическая программа, которую я веду уже 13 лет на канале ТВЦ, имеет свою аудиторию везде. Она есть в Перми. В Березниках, например, эту программу смотрят. Когда мне предложили идти по Перми, я поинтересовался, какие у меня там рейтинги. Мне ответили, что вполне приличные.
Либерализм по-пермски
Судя по некоторым вашим программам, губернатора Пермского края сложно назвать вашим союзником. Например, 14 января вы подвергли жесткой критике один из главных приоритетов Олега Чиркунова – проект «Культурная столица». Чем была вызвана критика? Это ваше убеждение или политическая технология?
Нет, это совершенно не политическая технология. Говорить о том, что у меня есть какие-то отношения с губернатором Пермского края, было бы сильным преувеличением. Мы с ним встречались только один раз – на съезде «Единой России», когда утверждались списки кандидатов по регионам. И больше я его не видел. Поэтому не думаю, что речь может идти о том, что он меня не поддерживает или я его. Я – не поддерживаю те вещи, которые, на мой взгляд, навязаны избирателю. Я считаю, что решение о художественных предпочтениях за счет бюджета должно быть предметом, как минимум, обсуждения. И желательно выявление общественного мнения по этому поводу. Не говорю про референдум, но опросы должны быть: хотят ли люди таких экспериментов? Хотят ли они того, чтобы на эти эксперименты были потрачены такие деньги? А знают ли они, сколько денег было потрачено на эти эксперименты? Насколько популярен музей современного искусства и ходит ли туда кто-то? И для чего отапливаются огромные помещения, в которых стоит по одному экспонату? Ради чего эти помещения охраняет полиция? Почему за все это должны платить пермяки? Если бы это была такая творческая эскапада авторов этих проектов или бизнесменов, которым нравятся эти проекты, то я бы вообще ни слова против не сказал. Но когда это делается из средств бюджета, и когда мне говорят, что от администрации города Перми не поступило ни копейки в фонд единственного в России музея имени Дягилева, когда автор сомнительных проектов в своем блоге пишет, что музей имени Дягилева состоит из пары вырезок из газет, вот тогда я усматриваю во всем этом подлог. Не спросив людей, руководитель региона решил осчастливить их буквами «П», безголовыми истуканами красного цвета. Причем, не за счет спонсоров, а за счет бюджета, который мог бы пойти на развитие других направлений культуры.
Понимаете, сегодня я был на круглом столе, где директор пермского театра кукол – человек, не являющийся членом партии, сказал, что деятели культуры в Перми чувствуют себя забытыми, обделенными или вообще не финансируемыми. При этом значительные средства выделяются на новые тенденции, которые в Перми воспринимаются, как минимум, спорно. Я слышал, что даже были митинги протеста по этому поводу. В своей предвыборной программе я выразил протест с этой культурной политикой. Считаю, что она может быть предложена населению за счет частных средств и с их одобрения. А если люди скажут, что им это не нужно, то и делать не надо. А когда все это принимается волевым решением, то это мне напоминает советские времена. Хотя тут многие провозглашают себя сторонниками демократии, свободы, современного искусства и либеральных ценностей, всё это выливается в навязывание людям того, чего они не хотят и того, что им абсолютно не нужно. Это наш российский либерализм.
Вы намерены продолжить критику пермского культурного проекта в своих программах?
Вы знаете, я не ставлю своей задачей уничтожить красных человечков. Уверен, что это должны решить жители Перми. Но обратить внимание людей и более широкой общественности на то, что в Перми происходит волюнтаристское использование бюджетных средств на новые культурные учреждения, которые вызывают очень большую степень неприятия, я посчитал своим долгом. Почему-то библиотеки недофинансируются, дома культуры закрываются, зато проводятся фестивали, и все читают стихи про волосатых лесбиянок и педофилах в чулках. И это считается удивительным творческим образцом современного искусства. Считаю, что это есть стремление выдать за искусство нечто, искусством не являющееся, а заодно освоить бюджетные средства. И даже не знаю, что здесь на первом месте. Я буду выступать против профанации, имеющей четкую бюджетную подкладку. И если будут соответствующие информповоды, то я буду про это рассказывать.
От Горбачева до Путина
Алексей Константинович, вы агитируете за Путина, но в свое время были спичрайтером Горбачева, который был поборником той самой свободы и демократии. Он и сейчас активно выступает против Путина. Это эволюция взглядов?
Человек, который вам скажет, что у него была одинаковая система взглядов с 18 до 78 лет, вас обманет. Все люди эволюционируют. Известно одно высказывание о том, что тот, кто в 18 лет не придерживается левых взглядов, не имеет сердца, а тот, кто к 60 годам не становится консерватором, не имеет головы. Каждому возрасту – свое. Мои взгляды с возрастом тоже менялись. Но могу сказать, что я до сих пор являюсь сторонником демократической идеи. Когда я писал аналитические записки высшему руководству страны, то исходил из некой идеалистической цели. Цель была важной. Прежде всего, требовалось завершение «холодной войны». И сейчас я уверен, что от ядерного противостояния, разделявшего нас с США, надо было уходить. Мы понизили уровень ядерной угрозы. И сейчас нет угрозы ядерного конфликта, который был во времена, когда СССР и США смотрели друг на друга сквозь прорезь ядерного оружия. Но мне не понравились последствия процессов.
Считаю, что Горбачев абсолютно провалил «германский вопрос», хотя его предупреждали. В том числе и международный отдел, в котором я работал. Мы писали ему целый рядок записок, докладов, предложений о том, как решать германскую проблему. Нельзя было просто ликвидировать немецкую стену и просто уступить по всем позициям. У нас было в Германии 350 тысяч военнослужащих. Тогда и США, и Германия были готовы пойти на очень большие условия с нашей стороны, лишь бы мы согласились на объединение. Да, немецкий народ должен был соединиться, но мы должны были совершенно четко сформулировать следующие позиции: Германия выходит из НАТО, никакого продвижения НАТО на Восток за счет стран Варшавского договора не может быть. И они нам это предлагали, но Горбачев и Шеварднадзе на это не пошли. Шеварднадзе уже тогда, думаю, играл роль двойного агента – делал вид, что он в политбюро, а сам вбивал колышки в партнерство с Западом, может уже думал, что он возглавит Грузию. А Горбачев просто в силу своей неспособности охватить все проблемы, в силу того, что все вокруг него рушилось, не сумел адекватно решить эту проблему. Дважды в Москву приезжал госсекретарь США, который заявил, что воссоединение Германии – это большой стратегический сдвиг, который меняет всю систему безопасности, и поэтому США готовы пойти навстречу всем пожеланиям, которые озвучит СССР. И был готов дать обещание, что НАТО ни на дюйм не продвинется на Восток. Горбачев ответил, что никаких пожеланий нет. А Шеварднадзе сказал, что мы с партнерами не торгуемся. Я считаю, что это государственное преступление. И я много об этом говорил с Горбачевым, из-за чего у меня возникали… Нет, с ним у меня и сейчас нормальные отношения, но не с его окружением, которое до сих пор считает, что их руководитель всё сделал правильно, и что они сами всё сделали правильно.
Поэтому одно дело – придерживаться идеалов, и другое – когда эти идеалы реализуются неправильно, бездарно, за счет интересов своей собственной страны.
А потом Вы работали на 1 канале с Березовским?
Я считаю, что средства массовой информации в России были относительно свободны в период с 1990-го по 1993 год, когда они были на государственном финансировании. Я в то время был членом руководства «Московских новостей», был заместителем главного редактора по внешней политике. Получая деньги из госбюджета, одни занимали левые позиции, другие – правые, третьи – центристские. Но когда сформировалась олигархия, и когда она поняла, что СМИ – это инструмент политической борьбы и инструмент захвата экономических позиций, началась дележка. Все разговоры о независимости НТВ – это полная чушь. Я могу сказать, что человек с моими взглядами никогда бы не получил своей программы на НТВ. Гусинский и Малашенко управляли жесткой рукой. И когда говорили, что закрыли свободный канал – это неправда: закрыт был олигархический канал, который занимался шантажом по отношению к федеральной власти. Например, предлагал Ельцину давать кредиты, а взамен меньше критиковать его по чеченскому вопросу. Я очень хорошо знаю подноготную телевидения того времени. Я действительно оказался на 1 канале, когда туда пришел Березовский. В то время работать в СМИ, которое не состояло бы в какой-то олигархической структуре, было практически невозможно. Все было раскуплено и поделено. Что-то принадлежало концерну Потанина, что-то – Гусинскому, что-то Березовскому. И ВГТРК тоже не было независимым, ориентируясь на СПС, на такие влиятельные фигуры того времени, как Егор Гайдар и Анатолий Чубайс. Единственное, что я могу сказать, что за все то, что мне удалось сделать на 1 канале, мне не было потом стыдно. Я занимался общественными и международными связями, способствовал вступлению ОРТ в европейский вещательный союз, куда он долгое время не мог войти, потому что вышел из Останкино, но не пожелал быть его преемником по долгам. Эта была сложная политическая операция войти в союз, имея долги Останкино. Мне удалось это сделать. Я тогда возглавляя пресс-службу ОРТ, брал интервью у западных лидеров. И когда Сергей Благоволин, генеральный директор канала, в силу разногласий с Березовским ушел с канала, я ушел с ним вместе. Поскольку на ОРТ меня пригласил Благоволин, а не Березовский, то я и ушел вместе с ним. После этого я получил предложение сделать программы на канале ТВЦ.
О возможном осложнении российско-американских отношений
Судя по последним программам на телевидении, где в преддверии выборов президента России, в частности, достаточно жесткой критике подвергается и позиция США, и действия нового посла США в России Майкла Макфола, нас вновь могут ожидать осложнения отношений?
Могут. Не только на 1 канале, но в своей программе я достаточно жестко критиковал действия Макфола. Если Леонтьев его раскритиковал за намерение делать в России «оранжевую революцию», то я подошел к этому с другого угла. Я считаю, что он свои задачи видит неправильно. Он – посол при Российском государстве, и он должен способствовать развитию межгосударственных отношений. А если он приехал прежде всего за тем, чтобы налаживать отношения с оппозицией, то он не сумеет наладить хорошие отношения ни с Кремлем, ни с МИДом, ни с Государственной думой. Поэтому ему нужно сделать выбор – что является приоритетом для него. И мне кажется, что Макфол хотел устраниться от этого выбора. Он заявил, что он сторонник политики так называемого двойного участия. То есть одной рукой они устанавливают доверительные отношения с Кремлем, а с другой – они будут поддерживать непримиримую оппозицию. Я считаю, что это несовместимо и уже сделал несколько заявлений, как руководитель комитета Госдумы по международным делам.
Однако при всех противоречиях я считаю, что главным остается то, чтобы стороны правильно понимали друг друга. Когда мы уступаем, показываем США, что мы заинтересованы в дружбе с ними, американцы начинают вести себя иногда непродуманно, иногда – слишком нахраписто. Должны быть ясны исходные позиции. А исходная позиция в том, что Россия – это великая держава. У нее ядерный потенциал, у нее самая большая в мире территория. У нее есть свои союзники. У нее есть очень большая возможность влиять на международные события. И Соединенные Штаты должны понимать, что имеют дело не с какой-то страной, которая находится на коленях, а со страной, которая является одним из лидеров современного мира. Я считаю, что мы не должны боятся этого говорить. Мы должны ставить на место наших партнеров, когда они зарываются. Например, если американцы говорят, что российская позиция по противоракетной обороне США в Европе не будет иметь никакого воздействия на планы Соединенных Штатов, то мы им должны объяснить, что те две дороги, которые мы им обеспечиваем для доставки американского военного снаряжения, оборудования и боеприпасов в Афганистан, могут быть перекрыты. И что мы тоже можем пересмотреть свои договоренности с США по обеспечению этих двух «дорог жизни». А учитывая, что пакистанский транзит для США практически перекрыт, то пусть они подумают о своих приоритетах. Если их не волнует наша позиция по противоракетной обороне, то почему нас должна волновать состояние их вооруженных сил в Афганистане. Я не считаю, что это холодная война». Это древний принцип «ты мне, я – тебе», который использовался еще в Древнем Риме.