О коренных малочисленных народах Севера, Сибири и Дальнего Востока (КМНС) российские власти вспоминают довольно редко. В основном или в связи с крупными национальными праздниками, или при распределении рыбных квот. В первом случае коренных дальневосточников воспринимают как веселых туземцев, на которых могут клюнуть туристы. Во втором – скорее как досадную помеху в дележке биоресурсов. А между тем это около 250 тысяч человек, разбросанных по бескрайним просторам от Мурманска до Приморья, из последних сил цепляющихся за свой традиционный уклад жизни. О том, в каком положении находятся коренные народы – в материале «ФедералПресс».
Живущие в глуши
КМНС – пожалуй, единственная группа народов, отдельно выделяемая в российском законодательстве. Причин для этого несколько, но главная связана с традиционным образом жизни. Коренные народы по-прежнему живут на земле своих предков, занимаясь охотой и рыбалкой. Быт их деревень выстроен вокруг этих промыслов. О том, сколько проблем вызывает российское природоохранное законодательство, вам расскажет любой рыболов или охотник. Соответственно, для представителей КМНС требуются определенные квоты или послабления – иначе их уклад жизни просто разрушится. Россия также является подписантом ряда международных соглашений, касающихся поддержки коренного населения.
Это если говорить о юридической части. Есть и иные причины – например, сильная уязвимость коренных народов и подверженность ассимиляции. Многие малые этносы действительно находятся на грани исчезновения. Это не преувеличение: например, в 2010 году прекратил свое существование камчатский народ алюторцев (подгруппа коряков).
Всего в России насчитывается около 40 народов, которых относят к КМНС. Это и мурманские саамы, и алтайские кумандинцы, и приморские удэгейцы – разнообразие культур просто огромное. При этом многие этносы насчитывают всего несколько сотен человек. Все они в той или иной степени стараются поддерживать традиционную культуру. Где-то больше, где-то меньше – например, те же чукчи в большинстве своем давно стали обычными городскими жителями. Хотя даже среди них есть те, кто придерживается прежнего уклада.
Значительная часть коренных дальневосточников проживает в отдаленных районах. Многие деревни практически отрезаны от цивилизации – добраться туда можно или авиацией, или по воде. В общем, самая что ни на есть глубинка. С этим связано и практически полное отсутствие социальной сферы. Во многих поселениях КМНС нет нормальных больниц и школ, причем проблема не решается годами.
«Сейчас у нас самый разгар эпидемии коронавируса. В нашей больнице нет даже КТ – только рентген. Он, понятное дело, не всегда способен дать нормальную диагностику. В школах катастрофически не хватает учителей, особенно узкой специализации – географов, химиков», – рассказывает «ФедералПресс» председатель камчатской ассоциации коренных малочисленных народов Севера «Корякия» Зоя Архангельская.
Она проживает в поселке Палана, административном центре Корякского округа. С 2012 года эта северная труднодоступная территория стала частью Камчатского края. Вершить судьбу округа стали в Петропавловске-Камчатском. Тамошние чиновники решили развивать территорию по общему лекалу, что дало не самые лучшие результаты. Например, уже много лет местные власти не могут организовать нормальное жилищное строительство. Причина – законодательство, которое не учитывает особенности Корякии. Для строительства в условиях вечной мерзлоты нужны тяжелые стройматериалы, тот же бетон. В нужных количествах доставить его можно только по морю, а период навигации очень короткий. Корякские чиновники могут закупать материалы только в рамках 44-ФЗ – с тендерами, аукционами и рядом ограничений. Как правило, когда конкурс, наконец, завершается, навигационный период подходит к концу. Соответственно, доставить материалы в срок уже не выходит. Получается настоящий замкнутый круг. Решить проблему могло бы смягчение норм закона для той же Корякии. Но пока об этом можно только мечтать.
«Особенностей никто не учитывает»
Отсутствие нормального самоуправления и отдельных законов, учитывающих специфику жизни КМНС, – одна из основных проблем аборигенов. Формально, конечно, их всячески выделяют из общей массы, приписывая всяческие «особые статусы». Однако происходит это лишь на бумаге. Так, в законодательстве Камчатки до сих пор нет четкого разъяснения, что вообще означает «особый статус Корякского округа». Каких-то привилегий или полномочий он не дает, и каждый чиновник может трактовать это понятие по-своему. То же самое происходит и в других регионах ДФО.
«Взять приморское село Агзу, где живет удэгейская община. Оно, конечно, национальное – но на практике этот факт ни на что не влияет. У местных властей полномочия такие же, как у всех сельских чиновников. То есть мизерные. Администрация Тернейского района относится к Агзу так же, как к остальным населенным пунктам. Особенности быта, уклада местного населения, их проблемы никто не учитывает», – рассказал «ФедералПресс» удэгейский правозащитник Павел Суляндзига.
В путинных районах представители КМНС традиционно «бодаются» с промышленными рыболовами. Зачастую предприятиям выделяют квоты на территориях расселения коренных народов. А самих аборигенов отправляют рыбачить за тридевять земель.
«Что такое традиционная родовая община? Это, как правило, взрослые лет 50 и старше и несколько детей. Включая маленьких ребятишек. Допустим, живут они в районе Вилючинска, а участок для вылова им дают в Елизово. Это километров восемьдесят, наверное. Как всей этой семье туда перебираться? На своей территории община ловить не может, так как там рыбачат промысловики. Абсурдная ситуация, но такое случается часто», – объясняет Зоя Архангельская.
Причина все та же: законодательство, которое не делает никакой скидки на уклад жизни аборигенов. В Корякии это особенно болезненная тема – до 2007 года, когда округ был отдельным субъектом РФ, там действовало 11 местных законов. Они как раз защищали права жителей. Важнейший прецедент: эти самые права были прописаны в законе, а значит, их можно было защитить в суде. После объединения с Камчатским краем законы отменили, а местная власть в принципе лишилась большей части полномочий. Основные решения стали принимать «южане», как называют жителей Петропавловска местные.
«Люди из большого города зачастую слабо понимают, как мы тут живем. Без нормальных дорог, в отрыве от всего. Иногда приезжают, удивляются: ой, а что, у вас интернета нет? Чтобы нормально управлять Корякским округом, здесь надо жить. У нас сейчас губернатор Владимир Солодов хочет создать специальное министерство по развитию самоуправления. С прицелом, конечно, на Корякию. Но ведь располагаться оно будет снова в Петропавловске!» – рассказывает Архангельская.
Земля и рыба
У коренных народов Дальнего Востока есть две особенно болезненные темы: земельный вопрос и добыча рыбы. Представителям КМНС в буквальном смысле приходится бороться за места своего проживания. С советских времен земли традиционного расселения коренных народов предоставлялись общинам в бессрочное безвозмездное пользование. Они имели приоритетный доступ к охотничьим угодьям, расположенным на их территории. В середине десятых законодательство серьезно поменяли, и теперь ни о каком бессрочном пользовании речи не идет. Это стало причиной обострения конфликтов между коренными жителями и предпринимателями – рыбопромышленниками и лесозаготовщиками.
«Вот типичная картина. Приходит на территорию общины бизнесмен и говорит: «Теперь вы живете на моей земле, вот бумаги, все по закону». Иногда бывает, что предприниматель заявляет свои права на добычу общины. Это, по сути, такое современное крепостничество», – рассказывает Павел Суляндзига.
Рыбный вопрос – это еще одна головная боль как аборигенов, так и властей. Каждый год и представителям КМНС, и общинам выделяются рыбные квоты. Это позволяет им поддерживать традиционный образ жизни. Однако зачастую объемы вылова очень небольшие: чиновники отдают предпочтение промысловикам. Да и размер квот то и дело хотят урезать.
«Вся эта история с квотами – довольно коррупционная. Там масса чиновников и силовиков, которые хотят на этом всем наживаться. В итоге каждый год разным общинам приходится добиваться положенных квот. Проблема в том, что у коренных народов практически нет рычагов влияния на чиновников. Общины не обладают серьезным юридическим весом, а негосударственные организации, защищающие права КМНС, давно прибрало к рукам государство. Они превратились в формальные органы», – отметил Павел Суляндзига.
В Хабаровском крае, например, целый год идут разбирательства по поводу квот. Как рассказала «ФедералПресс» президент местной ассоциации КМНС Любовь Одзял, для национальных общин выделили крохотные объемы улова: от 300 килограммов до тонны. Кроме того, для аборигенов путину открыли на две недели позже всех остальных.
«В прошлые годы квоты для общин были в десять раз больше. Даже тогда это было 2–4 процента от общего улова в крае. Сейчас и того меньше! С задержкой сроков путины ситуация не менее возмутительная. Рыба шла, а народ сидел на берегу. При этом правительство края в июне текущего года срочно требовало от российского Минсельхоза решить вопрос», – пояснила она.
Любовь Одзял добавила: когда ущемляют интересы промышленного рыболовства, вопросы решаются очень быстро. Сейчас аборигены намерены отстаивать свои права в суде: ближайшее заседание по спору о квотах состоится 19 ноября в Хабаровске. Для коренных жителей края вопрос не праздный: вокруг рыбной ловли у них вертится все, от образа жизни до культуры.
Еще один феномен, о котором любят рассказывать дальневосточные власти, – это лжеобщины. То есть организации, выдающие себя за объединения аборигенов и на этом основании получающие квоты. Само собой, незаконно. Есть, правда, одно но: подобных случаев на деле не так уж и много. Зарегистрировать общину КМНС вообще очень непростое дело, включающее массу бюрократии и проверок. Как правило, речь идет о перекупке общин частными лицами. Чаще всего такое происходит, когда от общины остается один-два человека, равнодушных к традиционному промыслу. Тут же появляется ушлый предприниматель, который за деньги покупает у них все документы. Само собой, законной силы все это не имеет: такой делец не может претендовать ни на какие квоты. Он работает в серую до тех пор, пока его не поймают. Подобные истории зачастую становятся аргументом на многие претензии коренных жителей. Мол, посмотрите, какой бардак вы у себя развели.
Пример Корякии
Этой осенью тема КМНС снова зазвучала в новостной повестке. В октябре жители Корякии заявили, что готовы выйти из состава Камчатки. Поводом для конфликта стало создание вышеупомянутого министерства по делам местного самоуправления и развитию Корякского округа. Претензии жителей округа понятны. Во-первых, управлять чиновники будут из столицы края, а не из Корякии. Во-вторых, министерство будет заниматься развитием местного самоуправления в принципе. Корякский округ здесь является скорее приложением. А значит, глобальных изменений можно не ждать.
«Сейчас у нас нет никакого закона, который бы реально определял особый статус Корякского округа. Есть закон о родных языках, о развитии КМНС в Камчатском крае. Сейчас мы намерены добиться, чтобы местное законодательство наконец изменилось. Мы уже общались с губернатором Владимиром Солодовым, с членами правительства. Диалог идет, но какого-то результата пока нет. Во всяком случае, на вопрос обратили внимание», – отметила Зоя Архангельская.
В правительстве Камчатки даже собираются рассмотреть законопроект об обеспечении прав коренных малочисленных народов. Если подвижки действительно произойдут, это будет примером того, как аборигены могут отстаивать право на свою культуру. Если же нет – подобные конфликты неизбежно возникнут и в других регионах Дальнего Востока.
Фото: kamgov.ru, khabkrai.ru, primorsky.ru, commons.wikimedia.org/Dlynx