Архангельская область – один из арктических регионов России. В последние пару лет в федеральных новостях чаще всего о ней говорили в связи со скандальным строительством мусорного полигона на станции Шиес. Только сейчас можно сказать, что конфликт исчерпан, – врио губернатора области Александр Цыбульский остановил проект. Но это совсем не означает, что экономика Поморья потеряла многомиллиардные инвестиции. В этой ситуации для руководства региона куда важнее не «пахнущие» деньги в бюджет, а сохранение уникальной северной природы и благополучие людей. А возможностей для инвестиций предостаточно, тем более после вступления в силу федерального закона о преференциях для бизнеса в регионах Арктики у инвесторов появились небывалые перспективы. О Шиесе, аварийном жилье, направлениях вместо дорог, об общении с президентом Путиным и с простыми людьми глава Поморья Александр Цыбульский рассказал в эксклюзивном интервью «ФедералПресс».
Непокоренный Шиес
Александр Витальевич, начать разговор хотелось бы с темы, которая в течение двух лет гремела на всю страну, – Шиес. В апреле, когда вы возглавили регион, строительство полигона ТБО было остановлено. Почему пришли именно к такому решению?
― Вы правы, мы действительно два года всей страной следили за событиями, которые развивались на Шиесе. Никто до этого не знал, что существует такая железнодорожная станция, теперь все про нее знают, и Шиес уже стал именем нарицательным.
Я не знаю, как принималось решение по этому проекту, не присутствовал при этом и не хотел бы принимать такого рода решения. Но когда я приехал в Архангельскую область, специально взял какое-то время, чтобы посмотреть, как люди к этой ситуации относятся в действительности: вдруг есть группа людей, которая «громко» против, а остальные нейтрально или положительно относятся к проекту. На деле оказалось, что почти 95 % жителей области настроены категорически против. Это такая консолидирующая идея в обществе. Поэтому я не счел возможным продолжать этот проект.
Сегодня можно сказать, что строительство точно не будет продолжено?
― Да. Мы приняли ряд мер, которые уже сегодня делают невозможным реализацию проекта. И это понимает подрядчик, который там работает. Действительно, те 15 гектаров земли, на которых должны были располагаться основные мощности, не были переведены из лесного фонда. И по 300 гектарам, на которых должен был появиться полигон (или какое-то иное сооружение в рамках проекта), мы расторгли соглашение и, думаю, будем переводить их в земли для ИЖС (индивидуальное жилищное строительство. – Прим. ред.), – если этого действительно захотят жители Ленского района. Я думаю, это будет в определенной степени гарантией того, что на этих землях не будут строиться промышленные объекты.
Вы на днях побывали на месте. Как вас там встретили? Удалось ли найти с людьми общий язык?
― Конечно, люди встретили без ликования. И недоверие там сквозит во всем. Что бы ты ни говорил, даже приводя в пример конкретные шаги, которые уже сделаны, все равно люди до конца не верят, что эта история закончилась. Считают, что это какая-то политическая игра. Поэтому потребуется время для того, чтобы всех в этом убедить. Но мы точно это сделаем – свое слово сдержим.
На днях в Москве прошло совещание у вице-премьера Виктории Абрамченко. Обсуждали в том числе вопрос Шиеса. Я благодарен правительству за то, что поддержало идею о том, что нельзя переводить земли лесного фонда в земли промышленности.
Обратный ход компания «Экотехнопарк» давать не торопится, если правильно понимаю?
― Рекультивация идет вялыми темпами, медленно. Формально пока мы не можем подрядчику предъявить претензии. Рекультивация разбита на два этапа: первый – технологическая рекультивация, в рамках которой до конца 2020 года должны быть убраны все постройки, которые там были сооружены за это время. Я на днях действительно был на Шиесе и своими глазами увидел, что масштаб произведенного строительства там очень большой. Но формально, повторю, до конца этого года у подрядчика есть время на то, чтобы произвести рекультивацию. Второй этап – экологическая рекультивация, когда до конца 2021 года должны быть высажены зеленые насаждения, которые были утрачены в связи с промышленной деятельностью.
Мы будем максимально стимулировать подрядчика, чтобы он эти темпы наращивал. Я думаю, ни у кого не должно остаться сомнений в том, что намерения у нас серьезные. Для меня этот вопрос принципиальный.
А как прошла ваша встреча с подрядчиком? Понимание с той стороны есть или присутствует сопротивление предъявленным требованиям?
― Нет, у подрядчика нет никакого сопротивления. Есть согласие со всеми нормативными документами, которые существуют. Но присутствует позиция: «у нас еще есть время, мы продвигаемся, рекультивируем землю, с одного места на другое переносим какие-то легкие сооружения, но все остальное требует дополнительной техники, которую мы пока не можем завезти, потому что кто-то мешает, потому что непроходимые дороги…» Но мы с подрядчиком договорились, что необходимую технику можно завезти железнодорожным транспортом.
Тем более что они ведь как-то завезли на участок то, что у них там уже есть…
― Абсолютно верно. В любом случае решение принято. У подрядчика есть срок до конца года.
Почему, на ваш взгляд, ситуация вообще стала настолько конфликтной?
― Я считаю, что в истории с Шиесом не был учтен важный момент. Это, на мой взгляд, даже не вопрос экономики или решения проблемы мусора, строительства полигона. Вопрос ментальный. Архангельск – это особенная территория, и сейчас я это хорошо понимаю.
Территория, которая сыграла в жизни России огромную роль. С XVI века, еще во времена Ивана Грозного, это была территория суперценная с экономической точки зрения для всей страны. Это первый порт, это первые военные корабли, которые сошли с верфей в Соломбале, это первая морская победа около Новодвинской крепости – это по сути то, что могло изменить историю страны. Это остановка интервентов, которые не смогли соединиться с Колчаком, и тоже непонятно, как бы развивалась история страны, если бы не Архангельская область. Я уже не говорю о том, что благодаря порту вся валютная выручка страны формировалась в Архангельске. Это богатейшие места, это места развития купечества. Это вековые традиции, они на самом деле в крови у людей. Я уже не говорю о том, что это территория, до которой никогда не доходили крепостные отношения.
В ментальном смысле культура жителей Архангельской области – она в генах. На территории региона уникальные северодвинские судостроительные предприятия, один из самых мощных космодромов, богатейшие леса и, не побоюсь этого слова, лучшие в Европе, а может быть, даже в мире лесоперерабатывающие предприятия, федеральный и медицинский университеты. И я понимаю людей, когда им предложили в качестве экономической альтернативы собирать мусор из других регионов, – это подорвало историко-культурный код. Это на самом деле «взорвало» людей подсознательно. Нельзя было это делать.
«Пилот» в системе обращения с отходами
Совершенно точно можно сказать, что мусорного полигона в Шиесе не будет. Но как таковая проблема ТБО наверняка в регионе остается (и благо, что в истории с московскими отходами, которые должны были завозиться в Шиес, поставлена точка, – думаю, в Поморье и своих хватает). Как в перспективе видите решение вопроса? На что делаете ставку – на сортировку, переработку, мусоросжигание?
― Еще один момент, который не был учтен при принятии решения о размещении полигона в Шиесе, – это завоз «чужого» мусора. Вы правильную тему затронули. Как уже сказал, вице-премьер Абрамченко провела по моей просьбе большое совещание в правительстве по вопросу развития системы утилизации и обращения с отходами на территории Архангельской области. Сегодня эта система в принципе отсутствует. В регионе проблем со своим мусором такое количество, что думать о мусоре из других регионов нельзя. Мы четко сказали, что для себя решение приняли: никакой мусор из других регионов в Архангельскую область больше завозиться не будет, и попросили это даже учесть в федеральной схеме. Нам потребуется еще время, чтобы выстроить систему обращения с ТБО.
Какое решение было принято на совещании у Абрамченко?
― Была создана рабочая группа. Мы договорились, что Архангельская область станет пилотным регионом, где вместе с ППК «РЭО» (Российский экологический оператор. – Прим. ред.) и правительством под кураторством вице-премьера Виктории Абрамченко будет разработана модельная система обращения с отходами, в том числе с использованием федеральных средств, с помощью денег РЭО. До конца этого года мы планируем за счет РЭО приобрести и поставить в регион достаточно большое количество контейнеров для раздельного сбора отходов. Нам надо начинать прививать эту культуру и развивать экономику. У нас достаточно для этого собственных ресурсов.
Почему именно Архангельск был выбран в качестве пилотного проекта?
― Не только потому, что мы договорились об этом на совещании в правительстве. Архангельская область действительно очень интересный регион: с одной стороны, у нас есть городская агломерация, которая включает в себя Архангельск, Новодвинск, Северодвинск, где сконцентрирована достаточно большая численность населения. И внутри этой агломерации есть модель по переработке мусора, которая предлагается сегодня, она экономически обоснованна и экономически целесообразна. Но у нас есть и огромное количество удаленных, труднодоступных, а иной раз вообще недоступных в межсезонье районов, где экономики по сбору мусора в целом нет. И поэтому прибыль любого оператора, которую он будет получать в агломерации, будет полностью нивелироваться за счет убытков, которые он будет нести, работая на всей территории региона. А по закону у нас должен быть один регоператор, обслуживающий всю территорию региона.
Мы должны найти эффективную модель, понять, каким образом за счет федеральной поддержки построить современные мощности по сортировке, переработке и утилизации отходов, а затем посмотреть, чья это будет собственность, как от этого будет формироваться прибыль. На мой взгляд, это хорошая схема: если мы за счет федеральных средств построим мощности по переработке и возьмем их, допустим, на региональный баланс. Это будет инфраструктура, имея которую, мы снимем с регоператора огромную часть затрат на капитальные вложения, а это – тот основной капекс (capital expense, пер. капитальные траты. – Прим. ред.), который сейчас идет в тариф. Тем самым мы не позволим вырасти тарифу, и плата для населения не вырастет. А в дальнейшем, получая от этого прибыль, будем инвестировать в другие объекты инфраструктуры и одновременно хиджировать риски по росту тарифа. Мне кажется, получится очень неплохая схема. Мы ее начнем апробировать на Архангельской области.
Мне кажется, она хорошо ляжет в будущем и на другие регионы, похожие по своей географии на Архангельскую область…
― Конечно. Ее надо просто сейчас «откатать», сделать первый пример. Затем посмотреть, где есть плюсы, в чем слабые стороны, откорректировать и в дальнейшем эту модель просто перекладывать на регионы, которые сегодня испытывают те же сложности, что и Архангельская область.
История с Шиесом (а сейчас, кстати, еще и история с шиханом Куштау в Башкирии) показала, что люди готовы бороться за свое экологическое благополучие. В обоих случаях руководство регионов (в случае с Куштау дело дошло даже до президента) заняло сторону жителей, не бизнеса. Политически это, безусловно, верное решение. Экономически это потери для бизнеса, для бюджета регионов. Нет ли у вас опасений, что сложившиеся прецеденты в дальнейшем могут использоваться экоактивистами как инструмент давления на власть?
― Это вопрос непростой, он требует осмысления. Но не учитывать его невозможно. Просто вопрос всегда в договоре между властью и обществом. Все равно такого рода решения, такие чувствительные вопросы мы должны согласовывать с людьми, которые живут на территории, и реализовывать, только когда имеем поддержку большинства. Я искренне считаю, что вопрос с Шиесом – это не вопрос экономики. Не было там никакой выдающейся экономики, которая существенным образом изменила бы жизнь людей. А экологические последствия могли быть непредсказуемыми. Разрабатывая новую схему обращения с отходами, первое, что мы сделаем, – это подробно, широко обсудим ее вместе с людьми: где будут основные места складирования, сортировки и переработки мусора. Это должна быть консолидированная позиция большинства. По-другому не должно быть. И не надо ничего ни от кого скрывать.
Возвращаясь к вашему вопросу об экоактивистах… Мы должны понимать, что сегодня наступил новый этап публичной политики. К этому надо относиться спокойно и забыть о том, что, как Онассис, по-моему, сказал: «Мы должны освободить себя от надежды, что море когда-нибудь успокоится. Мы должны научиться плыть при сильном ветре». Это очень правильно. Сегодня другая роль у гражданского общества, и я считаю, что нам надо просто поменять модель принятия решений. В большинстве своем люди готовы активно выступать против только тех вещей, которые по-настоящему могут повлиять на их будущее, на безопасность их и их детей. Честно говоря, если бы нам с вами сказали, что рядом с нашими домами будут строить свалку, я убежден, любой из нас, несмотря на должности, пошел и хотя бы подпись «против» поставил.
Абсолютно точно.
― Проблема с мусором в Архангельской области есть. И не решать ее невозможно, потому что это нанесет еще больший ущерб природе, чем выстраивание системы обращения с отходами. Давайте сядем и договоримся, как мы выстроим эту систему, где будут располагаться эти точки, чтобы это всех нас устраивало, понимая, что это наш мусор, мы его продуцируем и в космос он не улетит от одного нашего желания.
Да, это такой новый период. Надо принимать решения, особенно такие серьезные, которые влияют на большое число людей, только через общественный консенсус. Нам всем еще предстоит этому учиться. Потому что раньше никто в мире к этому, наверное, и не подходил никогда. Политика – это искусство компромиссов, и в данном случае это должны быть такие компромиссы, которые, с одной стороны, не остановят экономический и технический прогресс, с другой – будут учитывать интересы всех участников процесса. При этом, конечно, надо понимать, что в любой процесс могут вмешиваться иные силы, преследующие свои интересы. И здесь тоже не надо стесняться, нужно показывать такие факты.
Сигнал SOS
В Архангельской области проблема с мусором наверняка не единственная.
― К сожалению.
Вот и на недавней встрече с президентом Путиным вы поднимали ряд тем, в том числе – вопрос переселения из аварийного жилья. Совершенно чудовищная история со сходом домов со свай. Понимаю, что прошло меньше трех недель с момента встречи, но за это время появились ли какие-то подвижки в решении проблемы?
― Очень приятно, что да. Вы совершенно правильно сказали: ситуация с этими домами жуткая. Архангельск занимает четвертое место в России по объему ветхого и аварийного жилья. Очень много деревянных домов – 22 % от всего жилфонда. И большая часть из них уже являются либо ветхими, либо аварийными.
И это северная территория, где условия жизни и без того достаточно суровые.
― Для меня просто дикостью была эта ситуация. Я имею какой-то жизненный опыт, но, видимо, не такой большой, и для меня не было нормой, что дома могут сойти со свай.
Там много причин, в том числе изменение состава почвы, вод, приход горячей воды и так далее. Понятно, что дома подгнивали, потому что они строились в других условиях и под другие условия жизни. Но тем не менее. С начала этого года шесть домов сошли со свай. И это как-то обыденно всеми воспринималось, как будто не произошло ничего экстраординарного. Но, во-первых, дом может когда-нибудь сойти со свай и завалить людей, которые там находятся, во-вторых, на мой взгляд, с точки зрения опасности и масштаба такая проблема ничем не уступает пожару или наводнению. То есть может случиться ситуация, когда человек вечером приходит домой, а дома нет.
Я встречался с жителями этих домов, так много бабушек. Это не какие-то маргинальные люди. Они сделали ремонты в своих квартирах. Они говорят: «Мы бы здесь жили, если бы стояли дома». Но в один момент их 30–40-летняя жизнь в этих домах изменилась. Меня это по-человечески тронуло до глубины души. Поэтому я начал бить в набат и кричать SOS. Поэтому я обозначил эту проблему перед президентом, и он очень серьезно к ней отнесся.
Уже после встречи с президентом к вам прилетал глава Минстроя Владимир Якушев?
― Да, Владимир Владимирович Якушев прилетал. Мы провели очень предметные переговоры. Он глубоко включился в этот вопрос. И мы нашли механизм, который позволит до конца года переселить тех, кто сегодня остался без крова, а на следующий год выйти на плановое финансирование, чтобы построить несколько домов для переселения остальных людей.
О каком объеме домов, сходящих со свай, идет речь?
― У нас 129 домов 12-квартирных, которые по сути уже шатаются. Это огромное число людей, и мы не понимаем, когда эти дома «уедут». Поэтому мне очень приятно, что мы нашли консенсус, и уже в ближайшее время будет финансовое решение, которое позволит нам этот вопрос решить.
Просто получилась такая ситуация, что Архангельской области выделен один из самых больших объемов финансирования на переселение из ветхого и аварийного жилья – 22 млрд рублей до 2024 года (это позволит переселить жителей почти 2 тысяч домов). Но, с другой стороны, получается, что дома, которые падают со свай, каким-то удивительным образом до 2017 года не были признаны аварийными, то есть как будто они были нормальными. Получается, что сейчас они не подпадают ни под один из существующих инструментов финансирования.
Кстати, типичная ситуация для многих регионов, когда дома не признаются аварийными только из-за того, что в таком случае местным властям придется переселять людей за счет своего бюджета, а денег нет. Тем более сейчас, в условиях пандемии и падения доходов.
― Конечно, если бы не пандемия и падение доходов, которое, естественно, у нас тоже произошло, мы нашли бы средства, чтобы построить новое жилье и переселить людей. Но у нас действительно бюджет ограничен в этих условиях. Я очень рад, что президент на это отреагировал, дал поручение и работа началась.
То, что сейчас запустили цикл с национальными проектами по инициативе президента, – это огромное дело. В новейшей истории таких объемов финансирования на решение действительно самых актуальных для людей проблем я, сколько работаю, не припомню. Это действительно наш шанс. Очень важно выдержать темп и реализовать то, на что есть ресурсы. Это уже будет существенный скачок.
По жилью, насколько получится решить проблему?
― Я думаю, это будет процентов на шестьдесят.
Очень существенно, конечно.
― Да, поэтому я и говорю, что это будет огромный скачок вперед. И 40 % оставшихся – это ветхий, но, по крайней мере, не разваливающийся жилой фонд. И его следующим этапом можно будет спокойно сделать.
Тем более что у людей будет наглядный пример решения проблем с жильем, да и наверняка программа переселения будет продлена.
― Конечно.
Новый коридор в Европу
На встрече с президентом вы говорили о дорожно-транспортной сети региона. Как понимаю, она тоже оставляет желать лучшего. Вряд ли причины только климатические (на это многие и пеняют). В чем вы видите трудности в этой сфере?
― Здесь совокупность проблем: и системная, и климатическая, и связанная с низким качеством строительных работ. Когда только приехал, я действительно был удивлен состоянием дорог даже в областном центре – в Архангельске. Даже на машине с большими колесами в центре города иногда приходилось сбрасывать скорость до нуля, чтобы проехать через ямы на дорогах. Эта проблема добавляет и социального напряжения – с одной стороны, с другой – сильно тормозит развитие экономики.
Здесь я тоже очень благодарен правительству РФ: о нашей проблеме услышали и выделили в этом году на ремонт дорог дополнительно 1,5 млрд рублей. В этом году мы сделали хорошие объемы по дорогам. И люди это видят. Теперь важно, чтобы качество ремонта было высоким, чтобы в следующем году мы не пришли к тому же состоянию дорог, которое было. Благо, что все дороги на гарантийном обслуживании.
В целом, если говорить о дорожной инфраструктуре, это вообще проблема всего Севера – отсутствие разветвленной сети автодорог. В советское время на это никогда не делали ставку, подходили к северным территориям как к территориям вахтового метода работы, там всегда намораживались зимники. Да и климат был другой. Когда я работал в Ненецком округе, старожилы рассказывали, что зимник стоял по 7 месяцев в год еще 10–15 лет назад. В период моей работы в регионе мы едва ли намораживали зимник в конце декабря, и стоял он в лучшем случае до марта – три месяца. Поэтому, конечно, надо обращать серьезное внимание на развитие дорог. Если не будет дорог, экономика развиваться не будет.
А в чем значимость дороги на Онегу? Почему вы обратили внимание президента именно на нее?
― Это дорога, которая идет на Запад, практически по самому побережью Белого моря. Во-первых, Онега – это потрясающе красивое место. Это развитие туристического потенциала, о котором мы так много говорим, но без дорог развивать туризм тоже невозможно. Во-вторых, там в свое время была создана территория опережающего экономического развития – уникальный инструмент, который дает огромные преимущества для инвесторов. Но инвестор туда не заходит, потому что при отсутствии дорог смысла нет: все преимущества «съедаются» логистикой.
В-третьих, это по сути продолжение федеральной трассы М-8, и, если продолжать ее дальше, это выход на Карелию, на Мурманск, а дальше – очень короткое плечо до Финляндии. По сути у нас получается новый транспортный коридор, который будет уходить в Европу фактически через все побережье Белого моря. С экономической точки зрения и для экспортеров, и для жителей, и для связанности регионов это очень важно – начнется совершенно другое экономическое взаимодействие, другая экономическая жизнь. Минтранс уже в эту работу включился, я очень надеюсь, что в следующем году мы получим финансирование на дорогу до Онеги, потому что это действительно проект даже не регионального, а межрегионального уровня. В дальнейшем она может перейти на федеральный уровень, и у Федерации появится новый коридор в Европу, проходящий через половину северной территории.
Глаза в глаза с президентом
На этой встрече с президентом вы действительно затронули серьезные региональные проблемы. Но есть один нюанс: ваше общение шло в режиме онлайн (в общем-то, за последние 4–5 месяцев мы к этому почти привыкли). Есть ли разница между таким форматом и личными встречами с главой государства?
― Я не могу сказать, что у меня в жизни было очень много встреч с президентом. Но от тех, которые были, мне кажется, эта встреча отличается серьезным образом. Все равно энергетику личной встречи подменить ничем нельзя. Все-таки встреча через телеэкран делает коммуникацию сугубо деловой, без возможности отступления от тех тем, которые ты хочешь поднять. Поэтому ты должен в сжатое время донести наиболее важные темы. Мне кажется, что при личной встрече есть все-таки возможность затронуть еще какие-то важные вопросы. Но сейчас особая обстановка.
Исторический день для Арктики
Для Архангельской области одна из ключевых тем – развитие Арктики. 28 августа вступил в силу федеральный закон «О государственной поддержке предпринимательской деятельности в Арктической зоне РФ». Насколько важен этот документ?
― 28 августа, я считаю, надо запомнить как исторический день в развитии экономики Арктической зоны. Абсолютно без иронии это говорю – это тот закон, который бизнес ждал очень давно. Еще работая в Минэкономразвития, я начинал заниматься разработкой этого закона. И то, что коллеги сделали, значительно лучше того, с чего мы начинали. Ушло несколько лет, чтобы доказать правильность предложенных подходов. То, что сделано, это удивительным образом «разгонит» (в хорошем смысле) экономику арктических регионов.
Буквально в тот же день, когда вступил в силу закон, Архангельская область первой из субъектов РФ подписала соглашение с Минвостокразвития о передаче функции управляющей компании АНО «Агентство регионального развития». Как будет работать система?
― Агентство регионального развития действительно возьмет на себя функции управляющей компании. По сути решения по резидентам, по вопросам, связанным с местными и региональными полномочиями, будут приниматься непосредственно в регионе. Это очень важно, потому что из Москвы управлять субъектами очень сложно.
Еще один вопрос, который я ставил, и очень приятно, что он нашел воплощение, – это вопрос регистрации резидентов. Любой, кто готов будет проинвестировать проект стоимостью от 1 млн рублей, может получить статус резидента. На мой взгляд, это открывает возможности для малого и среднего бизнеса, который, работая на Севере, конечно, находится в крайне неконкурентных условиях: огромный объем дополнительной нагрузки, связанной с социальным обеспечением работников, с отсутствием дорог, с логистическими, с климатическими издержками и так далее. Закон уравнивает и дает шанс представителям малого и среднего бизнеса стать полноценными резидентами арктической зоны.
Еще один важный момент – упрощение процесса принятия решения о присвоении статуса резидента, по заявительному электронному способу. И это сделано. Создан портал, на котором буквально в несколько кликов человек, написав информацию по своему проекту, по перспективам и взяв на себя обязательства по объему инвестиций, по количеству рабочих мест для реализации проекта и так далее, получает налоговые преференции. Электронная форма отправляется, и в течение десяти дней принимается решение, заявителю приходит электронный ответ. На мой взгляд, получилась замечательная система, посмотрим, как она будет работать.
Есть ли уже интерес со стороны инвесторов?
― Последние несколько месяцев мы действительно плотно работали с инвесторами, понимая, что закон в ближайшее время вступит в силу. В день вступления закона в силу первые два кандидата в резиденты зарегистрировались на сайте. И мне приятно, что эти претенденты – из Архангельской области. Они зарегистрировали свои проекты, которые отправлены на отбор для присвоения статуса. Один проект – по увеличению объемов перевозок через архангельский порт (закупка дополнительных судов). Архангельск – город портовый, поэтому для нас все, что связано с увеличением объемов перевозок через наш порт, – это и прямые доходы, и рабочие места, и вообще развитие традиционных компетенций, которыми архангелогородцы очень дорожат. Второй проект – ребята из Северодвинска хотят организовать производство термической обработки древесины (технология, которая давно используется в Скандинавии, – специальная обработка древесины паром, которая меняет свойства древесины, делает ее более пожаробезопасной, уменьшает процессы гниения и порчи) – до сих пор такой технологии в России не было.
Вообще, у нас сформирован пул из 25 потенциальных резидентов, с которыми мы, повторюсь, уже активно работаем. Это пять крупных проектов и 20 проектов от малого и среднего бизнеса. Крупные проекты имеют общий объем инвестиций больше 150 млрд рублей. Это вполне понятные инвесторы с понятными бизнес-планами. Эти проекты позволят создать на территории области порядка трех тысяч новых рабочих мест. Малые проекты – это порядка 5 млрд рублей по совокупности инвестиций и около 500 рабочих мест. Я считаю, если мы возьмем такой старт и за ближайшие 3–4 года создадим 3,5 тысячи качественных рабочих мест, это уже будет означать, что федеральный закон был принят не зря.
Есть ли какие-то приоритеты? Какие направления бизнеса, на ваш взгляд, более перспективны?
― Мне сложно сказать за бизнес. В моем понимании, если говорить о крупных проектах, это – глубокая переработка дерева, это вопросы, связанные с логистикой, – развитие портовой инфраструктуры. Малый бизнес может находить себя практически в любой нише. У нас для этого достаточно возможностей.
Спрашиваю, собственно, потому, что меня несколько удивило, что в Поморье остаются неосвоенными большие запасы природных ресурсов, в том числе леса, нефти, золота, газа, руды, алмазов. В чем трудности?
― Тут несколько причин. Первое – это отсутствие транспортной инфраструктуры, о которой мы говорили. Недоступность транспортной инфраструктуры, выстраивание любых логистических схем «съедает» всю экономику и стоит таких капитальных затрат, что их невозможно будет «отбить» в течение 40 лет. Конечно, никто на такой проект не пойдет. Второе – это отсутствие энергетики: на территориях, где расположены запасы полезных ископаемых, нет ни электричества, ни газа. А это, как правило, тоже оказывает серьезное влияние на экономику добычи природных ресурсов. Издержки, к сожалению, перекрывают. По закону, который принят, есть возможность эти издержки убрать, а значит, подстегнуть инвестиционный цикл, чтобы бизнес более уверенно инвестировал, в том числе в развитие инфраструктуры.
Удивительно, Архангельская область – лесной край, но большое количество лесов на северо-востоке области десятилетия не использовалось – до них просто логистически невозможно был добраться. Сегодня, когда появились инвесторы, которые за свой счет строят туда дорогу, понимаешь, что они видят в этом экономику. Такие проекты и должны появляться. Тогда, через ту самую кооперацию государства и бизнеса, где мы даем преференциальные условия и снижаем нагрузку на бизнес, мы создаем возможность на многие годы для развития новых отраслей экономики. Поэтому я серьезно говорю, что 28 августа 2020 года для арктической зоны Российской Федерации – абсолютно исторический момент.
Первый в Арктике
Известно, что борьбу за влияние в Арктике ведут все страны, где есть арктические территории. А вот внутри страны: есть ли у вас ощущение, что регионы Северо-Запада борются за звание «главного по Арктике»? Нужно ли здесь определение первенства? Работая в Минэкономразвития, вы были сторонником выстраивания политики межрегиональной кооперации…
― Я и сейчас поддерживаю эту идею. Вообще считаю, что современный мир так устроен – без кооперации развитие невозможно. Сегодня существуют разнополярные подходы: с одной стороны, мы наблюдаем региональный протекционизм, причем, скорее, у самих жителей – им хочется свой регион выделить и от всех закрыться, с другой – с точки зрения внутренней глобализации (назовем это так) экономические и промышленные процессы таковы, что без выстраивания четких кооперационных цепочек и в промышленности, и в экономике, и в торговле развитие невозможно. Если мы будем пытаться закрываться в своих маленьких территориях, это принесет вред региональным экономикам и развитию страны в целом. Я за то, чтобы интеграция регионов была максимально полной и широкой.
А что касается первенства… Для всех нас, кто серьезно относится к своему делу, важно быть первым и лучшим. В этом смысле я все-таки сторонник того, чтобы сначала быть лучшим, а потом первым. Я не испытываю спортивного азарта от того, кто назовет себя столицей Арктики, кто станет воротами или душой Арктики, – это все слова, и время и наша работа расставят все на свои места. Каждый из наших регионов уникален по-своему. И соревноваться друг с другом бессмысленно, потому что все северные территории одновременно и слишком разные, и слишком похожи друг на друга. Поэтому, мне кажется, надо объединиться общей арктической идеей, поддерживать друг друга, соревнуясь лишь в хорошем смысле – подтягивая друг друга вверх, а не придерживаться принципа: я лучший, всё мне, другим ничего не давайте. Надо, чтобы у всех получалось, – жители наших регионов от этого только выиграют.
Это как вечный спор между Нижним Новгородом, Екатеринбургом и Казанью за звание третьей столицы России.
― Пусть будет две третьих столицы. Точно так же как пусть если кто-то уже назвал себя столицей Арктики, мы не будем претендовать на это высокое звание. Главное – ему соответствовать.
Согласна с вами абсолютно.
Не технократизм, а политика компромисса
Вы 2,5 года возглавляли Ненецкий автономный округ (начиная с момента назначения врио). На этот пост вы пришли из Минэкономразвития. Сложно было адаптироваться вам, человеку, родившемуся в Центральной России, к условиям русского Севера? Не только имею в виду климатические условия, но и национальные, внутрирегиональные. И помогает ли опыт работы в НАО сейчас адаптироваться в Поморье?
― Начну с конца – это, конечно, помогло. Очень сильно. Если бы у меня не было опыта в Ненецком округе, мне было бы очень тяжело сейчас справиться с ситуацией в Архангельской области. На самом деле опыт, который я приобрел в НАО, мне добавляет уверенности и понимания, как работают и развиваются те или иные процессы.
Сложно ли было адаптироваться? К Северу – нет. Я честно скажу, что не испытал какого-то особого воздействия Севера. Потому что Север, особенно города, – это нормальная территория, везде есть центральное отопление, водоснабжение. С точки зрения бытовых условий больших отличий от Москвы или других городов нет. Конечно, там бывает холоднее, бывают ветра, но это та специфика, к которой адаптируешься довольно быстро.
Коммуникации наладить было сложнее или нет?
― У меня не было никаких проблем в общении, потому что на Севере люди более открыты, более прямолинейны. В этом смысле общаться проще. Не будь у меня опыта работы, я был бы более легкомысленным и смелым в раздаче обещаний. Но, уже имея опыт работы губернатором, я понимаю, что можно дать обещания, и наверняка в них поверят, если тебе доверяют, но через год с тебя спросят, и тебе нужно будет ответить за свои слова. Если ты обманул людей, вернуть доверие будет тяжело. Поэтому я очень аккуратен в обещаниях. Если уж пообещал, стараюсь сделать все, чтобы выполнить. Понимаю, что за каждым словом следят люди, которые живут на конкретной территории. Для тебя, возможно, районов много и проблем аналогичных много, а для человека это конкретно его проблема, которая снижает качество его жизни.
Современных губернаторов часто называют технократами. Перед каждым назначенцем ставится задача социально-экономического развития региона. По сути губернатор сегодня – это менеджер. Но последние социсследования говорят, что запросы людей, особенно в период пандемии коронавируса, изменились – они хотят в губернаторе видеть человека, который «свой», один из них, который их умеет слушать и слышать. Вы, став губернатором, кем ощущали себя в первую очередь? Как изменилось это ощущение по прошествии почти трех лет?
― Я не знаю, кто ввел термины «губернатор-технократ», «губернатор – эффективный менеджер». Мне кажется, это какая-то политическая дискуссия. На мой взгляд, нет никаких губернаторов-технократов. Это невозможно. Губернатор – это всегда политик (в том смысле, что это всегда – взаимодействие с людьми). Технократ – это когда ты должен закрыться в кабинете и по бумагам, по цифрам требовать выполнения показателей. Но нет ни одного губернатора в стране, и в этом я глубоко убежден, который может позволить так себя вести. А сейчас с каждым днем все больше и больше ты должен общаться с людьми, в том числе посредством социальных сетей, потому что это наша реальность, посредством других ресурсов, личных встреч и так далее. Это и есть публичная политика. Публичная политика – это не только бить ботинком по трибуне и громко что-то кричать. Это и есть коммуникации, это политика компромиссов – как посадить всех за один стол, учесть разные интересы, сделать так, чтобы все развивались и не сталкивались лбами.
Понятно, что перед каждым губернатором стоят государственные задачи. Но при решении любой «внешней» задачи человек пытается решить какую-то внутреннюю. Какой результат вашей губернаторской деятельности вас, скажем так, удовлетворит и вы сможете сказать: «Да, я доволен, я сделал все, что должен был сделать на этом месте, нужно развиваться дальше»?
― Сложно сказать. Может быть, это банально прозвучит, но у меня есть один маркер и одна цель. Цель: мне, правда, хочется за время этой работы сделать как можно больше полезных вещей, которые положительным образом повлияют на жизнь людей. Я на самом деле сильно переживаю из-за того, что проблем у людей много, а возможностей решить все и сразу у меня нет. И я всегда чувствую себя неудобно, когда люди что-то просят, а я понимаю, что не могу это сделать, потому что нет ресурсов. Если бы мне удалось за то время, что я нахожусь во главе области, решить как можно больше проблем, я бы считал, что уже проработал не зря. А маркером своей работы я всегда считал одно: если, когда я буду уходить, люди будут сожалеть об этом, можно считать, что я не зря трудился, а если люди будут улюлюкать и в спину плевать, это будет означать, что я что-то делал не так. Для меня важно, чтобы было первое.
Фото: ФедералПресс / Ольга Смирнова