В июле текущего года несколько СМИ сообщили о проблемах с закупками дорогостоящих лекарств для лечения онкобольных. Речь шла о решении властей по остаточному принципу оплачивать из средств ОМС химиотерапию на основе дорогих препаратов, не вошедших в перечень жизненно важных. Это якобы привело к сокращению закупок таких медикаментов. В итоге, некоторые пациенты вынуждены сами оплачивать лечение. Проблему усугубляет и тот факт, что сами производители не всегда заинтересованы в том, чтобы их лекарства попадали в список жизненно необходимых. «ФедералПресс» пообщался с председателем Координационного Совета Межрегионального общественного движения «Движение против рака» Николаем Дроновым, который рассказал о риске дефицита противоопухолевых лекарств, о том, как формируется список жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов (ЖНВЛП), и влиянии пандемии на лечение онкобольных в России. Подробности – в нашем интервью.
– Николай Петрович, не так давно в разных СМИ появилась информация о том, что в России начались проблемы с обеспечением лекарств для онкобольных. Насколько эта информация соответствует действительности?
– Эта информация соответствует действительности отчасти. В ряде мест это имеет место. Где-то уже больше месяца мы фиксируем увеличение числа обращений пациентов. Наши данные не единственные валидные, но нам люди дозваниваются проактивно с учетом узнаваемости нашей организации. Количество обращений граждан, которые по нашему профилю страдают, увеличилось. Причина лежит не в том, что у нас лекарств не могут наделать. Все причины носят административно-финансовый характер. Это последствия определенных управленческих решений, последствия различных продуктов от медико-экономических специалистов.
Нельзя говорить, что сейчас есть дефицит лекарственных средств. Скорее возникла угроза необеспечения лекарствами по диагнозу. Есть пациенты, которым нужен конкретный препарат и заменить его уже нечем. А этот препарат, условно говоря, стоит 300 тысяч. Но за эту сумму его не закупают. Как правило, в таких случаях речь идет о самых дорогих инновационных препаратах.
– Почему те или иные препараты исключаются из ЖНВЛП?
– Надо понимать, что этот список – не священная корова. Список ЖНВЛП – это инструмент государственного регулирования предельных отпускных цен на эти препараты. На основании списка ЖНВЛП формируются льготные региональные списки. Региональная льгота должна содержать перечень не меньший, чем перечень ЖНВЛП. На самом деле мы этого долго добивались, потому что в перечне ЖНВЛП сейчас порядка 700 наименований. Были регионы, да и сейчас единичные случаи остаются, например в Татарстане, в которых список региональной льготы гораздо меньше перечня ЖНВЛП. Здесь региональные власти начинают принимать всякие разные административные и финансовые меры, чтобы просто не закупать некоторые лекарства.
Исключение из списка ЖНВЛП, на мой взгляд, должно происходить, когда препарат становится повсеместно доступен, иначе говоря, когда пациент способен купить его за свой счет. Казалось бы йод, зеленка или активированный уголь – тоже жизненно необходимы, но было бы наверное неразумным делать их льготными. Йод с зеленкой наверное каждый из нас в состоянии купить. А вот купить серьезный противоопухолевый препарат, основанный на современны технологиях, курсовая стоимость которого может исчисляться миллионами рублей, мягко говоря, сложнее. Для этого и нужен перечень ЖНЛВП.
Мы давно обращали внимание на то, что список ЖНЛВП требует некоторой ревизии для его же сбалансированности. Там должны присутствовать инновационные, современные и дорогие препараты, чтобы обеспечить их предельную отпускную цену и немножко приземлить избыточно алчных производителей, как наших, так и зарубежных.
Механизм исключения и включения препаратов у нас прописан 871 постановлением правительства. Это был продукт консенсуса между институтами гражданского общества, производителями и государством. Да, действительно нужно было поумерить пыл производителей. Но мы должны понимать, что государство всегда будет пытаться экономить.
– На данный момент есть ли угроза дефицита лекарств для онкобольных?
– То что сейчас происходит дает основания предполагать (достоверных данных у меня нет), что у нас возник некий перерасход в системе ОМС и мы находимся на грани дефицита средств, в силу обстоятельств, которые возникли по независящим от правительства и общества причинам, например эпидемии.
Мы уже полтора года просим Минздрав России и сопутствующие ведомства рассмотреть вопрос создания неких элементов лекарственного страхования с погружением лекарственного обеспечения в систему ОМС. Условно говоря, чтоб бесплатные лекарства и в амбулаторном сегменте оплачивались по системе ОМС. Но министерство очень осторожно изучает эту инициативу. Мы ведем диалог уже полтора года. Они боятся разбалансировки системы ОМС. Я их понимаю, так как в таком случаем могут быть появится определенные риски для финансовой устойчивости системы ОМС, что, конечно, не допустимо. Потому что сейчас льготные лекарства оплачиваются за счет региональных бюджетов. Хорошо, если это Москва, где есть своя специальная программа о дополнительных мерах обеспечения лекарствами наиболее широко распространенных онкологических патологий. И город покупает более чем на 10 миллиардов рублей эти медикаменты. Это очень серьезно.
– Я правильно понимаю, что стоимость лечения тем или иным препаратом, не входящим в список ЖНЛВП, может варьироваться от ста тысяч до нескольких миллионов?
– Может. Есть лекарственные препараты, которые могут достигать стоимости в 50 миллионов рублей за курс, особенно если мы говорим о редких заболеваниях. И кстати лечение редких болезней тоже идет в основном за счет средств региональных бюджетов. Этих людей единицы, лекарства дорогие. Но надо понимать, что производитель тратит колоссальное количество денег, времени и сил, чтобы изобрести это лекарство.
Положа руку на сердце, стоит признать, что некоторые недобросовестные производители пытались у нас в России заработать. Особенно сейчас, когда работает Федеральный проект «Борьба с онкологическими заболеваниями», инициированный президентом Владмиром Путиным. Это такие ассигнования на лекарственное лечение рака, которых не было никогда в истории нашей страны, даже при советской власти. Конечно в таких условиях будут желающие получить сверхприбыль и стать богаче за счет наших пациентов.
– И что же делать пациенту, когда дорогостоящий эффективный препарат ему заменяют на другой менее эффективный для этого пациента
– В этой ситуации на помощь и приходит система ОМС, в которой есть эффективный механизм разрешения подобных вопросов. Разумным выходом для пациента будет ни в коем случае не скандалить с врачами, а обратиться в свою страховую медицинскую организацию, которая обладает серьезными компетенциями и полномочиями в этом вопросе. Страховые компании наделены правом проводить экспертизу качества медицинской помощи. Экспертами выступают высококвалифицированные врачи, которые, как правило, не связаны с той медицинской организацией, где лечится пациент, а значит скорее всего вынесут беспристрастное и взвешенное решение. Только экспертам качества медицинской помощи предоставлено право верифицировать верность или не верность принятых терапевтических решений.
На другом фланге находятся пациентские общественные организации, которые могут проконсультировать пациента в его ситуации, направить его действия по эффективному алгоритму, а также проводят регулярные обучающие программы для пациентов, страдающих теми или иными группами заболеваний. Пациентские организации находятся в контакте со страховыми медицинскими организациями, обмениваясь информацией о жалобах и обращениях пациентов, совместно со стразовыми компаниями и органами управления здравоохранением в рабочем порядке разбирают все спорные случаи, находя эффективный компромисс и отстаивая права пациента
Несмотря на отдельные недостатки, система ОМС достаточно хорошо работает в вопросе защиты прав пациентов на качественную медицинскую помощь. Надо этим пользоваться.
– Вы уже затрагивали тему пандемии коронавируса. Как эта проблема сказалась на лечении онкобольных в России? Есть ли какие-то данные, что чаще стали отказывать больным в стационаре? Повысилась смертность онкобольных за последние год-два?
– Пандемия пробила брешь в бюджете системы ОМС, в бюджетах различных уровней. Мы слышали, как Собянин сообщил, что пандемия коронавируса обошлась Москве в 600 миллиардов. Но мне кажется, он путается в показаниях, потому что год назад говорили о 500 миллиардах. Законченный случай лечения ковида по ОМС, на мой взгляд, стоит очень больших денег, за которые можно пролечить пару наших пациентов с онкологией. Но я не призываю не лечить ковид, а лечить онкологию. Наоборот, любые инфекционные заболевания, которые представляют угрозу окружающим, должны быть в приоритете.
Вообще вопрос философский – кому отказать, а кого продолжать лечить. Решать эти вопросы приходится не чиновникам, а врачам. Доктор понимает, что у него один препарат, а пациентов, которым он нужен, три или пять. У него возникает тяжелый моральный выбор. На лечение онкологии имеют право все, но наверное в первую очередь в ауйтсайдеры уходят дети и пенсионеры по понятным причинам. Остается работоспособное население, которое надо спасать в первую очередь. Ну и встречаются так называемые социально значимые пациенты. Такая категория, за которых позвонили. У нас всегда это было, эта азиатчина присутствует, у нас кругом уважаемые люди. Но и эти люди тоже имеют право на лечение. Они ничем от других не отличаются. Когда к нам обращаются за помощью, мы не оцениваем имущественные статус и положение. Для нас важно, что пациент с диагнозом нуждается в помощи. А для государства это не так важно. Ему важно сбалансировать систему так, чтобы они не рухнула, в том числе систему ОМС, которая в данный момент покрывает основные расходы по онкологии. Лекарственные препараты, находящиеся в системе ОМС, оплачиваются либо в дневном стационаре, либо в круглосуточном. Поэтому отделения химиотерпаии, как правило, работают в режиме дневного стационара, как и центры абмулаторной онкологической помощи. Важно сохранить баланс системы и ее финансовую устойчивость.
Если говорить непосредственно о влиянии пандемии на лечение онкобольных, то очевидно, что мы столкнулись с серьезнейшим вызовом. Человечество не сталкивалось с эпидемиями сто лет. Когда была первая волна, мы очень переживали, что будет недоступна специализированная помощь. Отдельные проблемы были, сроки ожидания увеличились, было труднее попасть к врачу, потому что медицинские организации работали в условиях карантина. Но, к счастью, это не приняло массового характера. По нашим наблюдениям система здравоохранения этот удар выдержала. Перебоев с лекарственным обеспечением не было. Были проблемы в Московской области. Но это традиционно проблемный регион. Но тут объективные причины, начиная от того, что в Московской области практически невозможно набрать врачей. Все устраиваются на работу в Москву за зарплату в полтора раза больше. Кто бы не был губернатором, сдвинуть с мертвой точки эту историю не удается. Кадровая проблема характерна для всех областей, которые окружают Москву. В столице совсем другая зарплата и многие специалисты просто работают вахтовым методом.
Фото:unsplash.com