В конце минувшей недели краевая общественная организация «Центр социальных технологий» опубликовала новое исследование – «Уровень протестных настроений населения Краснодарского края», за которым стоит детальный опрос 500 жителей кубанской столицы и прилегающего к ней Динского района.
В конце минувшей недели краевая общественная организация «Центр социальных технологий» опубликовала новое исследование – «Уровень протестных настроений населения Краснодарского края», за которым стоит детальный опрос 500 жителей кубанской столицы и прилегающего к ней Динского района. Согласно исследованию, 62 % опрошенных отрицательно относятся к активизации несистемной оппозиции, 12 % кубанцев ее поддерживают и 26 % затруднились с ответом. При этом ответы большинства опрошенных показывают, что они мало знакомы с требованиями протестных акций: 37 % респондентов уверены, что на улицы народ вывели низкие зарплаты и пенсии, 23 % – инфляция, и только 5 и 7 %, соответственно, назвали причинами активности необходимость изменений политической системы и недовольство результатами выборов. Вместе с тем большинство кубанцев продемонстрировали гражданскую пассивность – 68 % опрошенных не готовы поддержать ни митингующих, ни партию власти, 5 % готовы пойти на антипутинский митинг и 6 % наоборот, готовы поддержать национального лидера. Данные этого социологического исследования, бесспорно, могут быть далеки от объективности. Но, в целом, он напомнил о социологии публичных политических акций, еще недавно проходивших в Краснодаре, как и по всей стране. Поэтому «ФедералПресс.Юг» решил подойти к митингам с научной стороны.
Наш собеседник – молодой, но уже громко заявивший о себе социолог Денис Куренов. Научная специализация Дениса, окончившего Московскую школу политических исследований, – социология протестных движений. В данный момент он заканчивает работу над диссертацией о событиях мая 1968-го во Франции. Социолог организовал цикл лекций и научных дискуссий, посвященных осмыслению феномена массовых протестных акций конца 1960-начала 1970-х годов. Поэтому не случайно интервью с Денисом Куреновым посвящено ставшим трендом российской политической жизни митингам на Болотной.
Чем начавшиеся в декабре прошлого года протестные митинги, движение «белых ленточек», интересно для социолога?
Во-первых, прошедшие акции интересны как хрестоматийная иллюстрация осмысления социальных движений в гуманитарной науке. Многие социологи, в том числе Чарльз Тилли, Сидни Тэрроу, Лесли Вуд и Дуг МакАдам, пытались обобщить исторический опыт исследования протестных движений. Они указали основные характеристики того, что немецкий ученый Лоренц фон Штейн в 1850 году определил как «социальное движение». Прежде всего, такая форма политического активизма осуществляется при условии невозможности донести свою точку зрения имеющимися институциональными формами коммуникации. В отсутствии иного способа артикулировать свою позицию, люди вынуждены выходить на улицу для непосредственного выражения своих требований. Именно в такой ситуации институциональной немоты пребывали митингующие против нечестных выборов. К этому можно добавить и другие особенности социальных движений, характерные для протестных движений последних месяцев:
- основная форма активности – митинги, шествия, демонстрации, автопробеги;
- у движения появляется своя особая символика;
- большой процент митингующих не имеет партийной принадлежности;
- участники движения отказываются от любых форм радикализма;
- протест артифицируется, в нем появляются элементы искусства и игры;
- организаторами выступают немногочисленные активисты, в то время как остальные участники живут обычной жизнью.
Можно заключить, что протестное политическое поведение в России идеально вписывается в научный канон осмысления социальных движений. В связи с этим изучение сходств и различий российской ситуации с зарубежными аналогами является крайне благодатной почвой для исследований.
Во-вторых, рост протестных настроений и его претворение в масштабные шествия и демонстрации позволяют говорить о перспективе социополитической трансформации в стране. После трагичного протототалитарного анабиоза нулевых годов на горизонте российской политики наконец-то замаячила настоящая жизнь. Мирные протестные акции – не что-то выходящее из ряда вон, а необходимый элемент функционирования демократического общества. И власть должна либо смириться с этой аксиомой и деинсталлировать из своей политики тоталитарный софт, либо снять с себя маску провозглашения гражданских свобод. В любом случае, нас ожидают изменения. И для социолога в такой ситуации возникает широкий простор как для прогностических исследований трансформационных перспектив, так и для анализа роста протестных настроений в прошедшие месяцы.
На Кубани Владимира Владимировича поддержали бюджетники, профсоюзы, чиновники и студенты
Бытует мнение, что на Болотную и проспект Сахарова вышли «зажравшиеся москвичи». По вашему мнению, это так? Почему именно средний класс стал главной силой протестных митингов?
Попытка представить митингующих на Сахарной и Болотной как «зажравшихся москвичей» – это не что иное, как спекулятивный фокус рептильных средств массовой информации. Среди митингующих были люди с диаметрально противоположными политическими воззрениями, представители различных социальных групп. Анархисты, либералы и сталинисты, представители ЛГБТ-организаций и ультраправые – всех их объединила неудовлетворенность нынешней властью. В этом есть особый символический смысл. Такое сочетание идеологически разнонаправленных людей говорит о том, что они идентифицируют себя (сознательно или нет – не важно), в первую очередь, с народом, который, как известно из регулярно попираемой Конституции РФ, является единственным источником власти в нашей стране. Выходя на улицы, представители народа являют сидящим в Кремле настоящего суверена, который отменяет процедуру делегирования властных полномочий, противопоставляя ей принцип прямого народовластия. Отсюда постоянный лейтмотив каждого митинга: «Власть – это мы».
В такой ситуации основная задача власти состоит в том, чтобы представить митингующих как маргиналов, которые транслируют интересы не народа, но своих социальных групп. Именно с этим связана циркуляция в прокремлевских СМИ ярлыка «зажравшиеся москвичи». Подобный маркер снижает до нуля градус репрезентации народной воли в протестном движении. «Зажравшиеся москвичи» – это псевдонарод, ценности которого не пересекаются с ценностями большинства россиян. И после подобной манипуляции общественным мнением необходим следующий шаг – предъявление «настоящего народа», который всецело одобряет политику нынешней власти. Таким шагом была история с уральскими рабочими. Людей труда, простых мужиков с нижнетагильского Уралвагонзавода, власть представила как настоящих россиян, выступающих против «козлов» и «клоунов» c Сахарова и Болотной. Но такой политический ход нельзя назвать успешным. Народное волеизъявление не может происходить при властном принуждении. В этом случае теряется чистота внеидеологической позиции. И снова всплывают в памяти реалии советского агитпропа.
«Белые ленточки» в Краснодаре, как и по всей стране, часто задерживаются стражами правопорядка
Сопоставим «белых ленточек» с французской молодежью 68-го или активистами движений в постперестроечной Восточной Европе. Что у них общего и в чем они различаются?
Не думаю, что уместно сопоставлять май 68-го года во Франции и нынешнюю российскую ситуацию. Во французских событиях важную роль сыграл культурфилософский бэкграунд, объединявший революционно настроенную пассионарную молодежь. К нему я отношу перечень философских и художественных произведений с ярко выраженной антикапиталистической окраской: «Общество спектакля» Ги Дебора, «Революция повседневной жизни» Рауля Ванейгема, «Одномерный человек» Герберта Маркузе, фильмы Жан-Люка Годара и так далее. Это своего рода Библии протестов тех лет. У протестующих на Сахарова и Болотной не было ни антикапиталистического пафоса, ни требования революционных изменений, ни множества других, характерных для французского мая особенностей.
Гораздо больше сходств у нынешней протестной активности с восточноевропейской постперестроечной ситуацией. В обоих случаях мы видим стремление общества к понижению градуса тоталитарности во власти. Однако при детальном анализе нам откроются и множества различий.
Насколько реальной, по вашему мнению, была угроза «оранжевой революции»? Что сможет ее спровоцировать вновь?
Ни данные социологических опросов, ни какие-либо другие факты не подтверждают революционную настроенность митингующих. Угроза «оранжевой революции» – политтехнологический миф медиаканониров Кремля, основной смысл которого состоит в демонизации США. Российские власти представляют нам симуляционную вселенную, где за все беды страны ответственна не их политика, но сумрачные «агенты Госдепа», заражающие россиян вирусом экстремизма посредством интернет-коммуникаций. Подобная риторика, знакомая нам еще со времен Холодной войны, никак не способствует формированию здорового диалога между народом и властью. Конечно, этот путь самый легкий – найти Врага и на почве ненависти к нему пытаться консолидировать народные массы. Эту идеологему исследовали многие ученые – от Карла Шмитта до Курта Шпильманна. Но эффективность ее конструирования в контексте сегодняшней политической конъюнктуры, на мой взгляд, выглядит весьма призрачно.
Денис Куренов: Путинские митинги придают символическую значимость Болотной
Протестные митинги и арт: организаторы старались придумать креативные лозунги, обыгрывая внешность и высказывания Владимира Путина. Полет для фантазии дал и сам белый цвет протеста. При этом в лагере митингующих были известные деятели культуры – поэт Быков, писатель Акунин, журналист Парфенов. Увидели ли вы настоящее «уличное искусство», или это были лишь его суррогатные попытки?
Полностью согласен с Теодором Адорно, который говорил в своей «Эстетической теории» о том, что искусство – это не сфера с четко очерченными границами. И строгого водораздела между настоящим искусством и его суррогатом попросту не существует. Творчество митингующих – лубок, пропитанный иронией и сарказмом. Не могу сказать, что я воспринимаю это как эстетическое откровение, но все же подобное искусство мне куда более интересно, чем казаки и подсолнухи в краснодарских выставочных залах. А моим фаворитом является полный самоиронии плакат «Хомяк расправил плечи». «Сетевые хомячки» Алексея Навального здесь соединяются с библией современного неолиберализма, книгой Айн Рэнд «Атлант расправил плечи».
Но не только плакаты с акций протестов могут вызвать интерес в качестве примеров уличного искусства. Организация властями контрмероприятий в местах проведения митингов восхищает своей нетривиальной фантазией. Вершиной креатива и находчивости для меня стало проведение картинг-соревнования на предполагаемом месте протестного шествия в Краснодаре. Это тоже своего рода искусство. Я бы его назвал Gesamtkunstwerk Putin.
Перед участниками митингов стоит сложный выбор – как быть дальше?
Почему, на ваш взгляд как социолога, протестные акции начались именно сейчас? Почему практически все 2000-е россияне молчали?
Французский философ Луи Альтюссер для описания функционирования власти ввел понятие «идеологические аппараты государства» (ИАГ). ИАГ включают в себя все те институты, которые служат для трансляции ценностей господствующего режима: систему образования, религию, СМИ, юриспруденцию и так далее. Основная функция ИАГ состоит в укреплении существующей власти при помощи воспроизводства идеологии на уровне социальных отношений. Таким способом государство пытается вырастить идеального для себя гражданина – конформиста, ориентирующегося на сконструированный образ успеха и чуждого проявлениям протеста и социального недовольства. Так действует система идеологического порабощения.
События последних месяцев в России, на мой взгляд, связаны с продолжающейся дестабилизацией работы ИАГ. Фундаментальный сбой произошел, конечно, не два месяца назад. Последние несколько лет неподконтрольный ИАГ Интернет обнажал кафкианский нерв существующей власти. Потоки шизофрении, абсурда и вопиющего цинизма государственного режима стали видимыми при помощи новых коммуникационных технологий. И это, безусловно, нанесло серьезный урон работе ИАГ. «Коллективный Путин» стал трещать по швам. А недавняя фальсификация выборов в Госдуму стала лишь мотивом для всеобщей протестной мобилизации.
На митингах соединились «сетевые хомячки» и «атланты» Айн Рэнд
Пропутинские митинги – запоздалый ответ на протестные митинги или форма объединения людей с другими политическими взглядами? Если сопоставить Болотную и Поклонную – что у них общего и в чем они различаются?
Сам факт проведения ответных пропутинских митингов придает символическую значимость протестам на Сахарова и Болотной. Тем самым правящие круги подтверждают, что оппозиция задала политический тренд, с которым необходимо считаться. И это, конечно, ослабляет позиции власти.
Митинг на Поклонной интересен и как своего рода демонстрация союза нынешней власти с воинствующими черносотенцами. Кургинян, Шевченко, Проханов и Дугин – это люди, выступающие не только против мифической «оранжевой революции», но против самих демократических институтов в целом. И принудительное участие равнодушной массовки бюджетников в такого рода митингах свидетельствует о том, что власть опирается на политический фундамент в лице так называемых радикальных патриотов, исповедующих черносотенную идеологию. Это очень тревожный симптом.
Думские партии не представляют интересов тех, кто вышел на Болотную
Каковы последствия протестных акций в России? Можно ли утверждать, что и власть, и общество получили урок? Какой?
Приговор Алексею Козлову и появление программы «Анатомия протеста» позволяют говорить о том, что власть никаких уроков из произошедшего не извлекла. Игнорирование протестных настроений лишь усугубляет политический кризис и ведет к дальнейшей дестабилизации в стране. Власть сама провоцирует оппозиционеров на повышение градуса радикализма.
Уже упоминаемый мной социолог Чарльз Тилли в книге «От мобилизации к революции» рассматривал процесс трансформации социальных движений в революционные группы. Для нас в анализе Тилли представляет интерес фрагмент о спонтанном превращении мирных протестных митингов в акты коллективного насилия. Здесь, по мнению американского социолога, решающую роль играет реакция властей. Изучив сотни случаев массовых беспорядков, Тилли приходит к выводу, что именно правительственные структуры чаще всего несут ответственность за инициирование действий насильственного характера.
Как я уже говорил, данные социологических опросов показывают, что подавляющее число митингующих не заинтересованы в революционном преобразовании общества. Вынудить их к проявлению насилия может лишь насилие самих представителей властных структур. И важнейший вопрос для нынешней политической ситуации можно сформулировать так: «Станет ли анализ Тилли актуальным для России?».