Мартовские акции протеста против коррупции, открытие предвыборных штабов оппозиционера Алексея Навального, непрекращающиеся выступления дальнобойщиков за отмену системы «Платон» показали, насколько региональные и федеральные власти готовы отвечать на поставленные перед ними вопросы. Социально-экономическая ситуация постепенно заставляет людей выходить на улицы. На фоне этого усиливается конкуренция внутри самой власти. Ситуацию, наблюдаемую во внутренней политике России, РИА «ФедералПресс» прокомментировала политолог, доцент кафедры государственного управления РАНХиГС Екатерина Шульман:
«То, что в регионах нигде никто не выходит встречаться с протестующими – не совсем неправда. Правда состоит в следующем: каждый регион реагирует на протестную активность как может и как ему свойственно. Если вы посмотрите то, что я говорила о ситуационных, точечных протестах, как в прогнозе на 2016, так и на 2017 годы, то везде есть одна мысль: мы увидим рост регионального разнообразия. Такого рода проблемы, некрасивые, невыгодные с точки зрения медийности, центральная власть спускает на уровень регионов, говоря им «Разбирайтесь сами». Дальше все зависит от того, какая политическая культура сложилась в регионе, кто там губернатор, глава субъекта. Где-то более жесткие нравы, где-то более мягкие, где-то есть оппозиция, где-то ее нет, где-то региональные элиты развиты и способны отстаивать свои интересы. Губернатор может быть с силовым прошлым, может быть с бизнес-прошлым, может быть местный, может быть приезжий, давно находящийся на своем посту или недавно. Это все влияет на то, как он себя поведет.
Что мы видим с протестами? Жесткая реакция наблюдается в южных регионах, но не в кавказских, а в Краснодарском крае, Ростовской области и в Ставропольском крае – аграрный российский юг. В Махачкале, как ни странно, несмотря на все разговоры, что Росгвардия окружила лагерь дальнобойщиков, по факту мы не видим репрессивных акций. Мы видим скорее стремление переждать и договариваться. Характерно, что задержали лидера дагестанских дальнобойщиков именно в Москве - а потом отпустили. И реакция полиции на акции 26 марта в Махачкале была одной из самых мягких. В кавказских республиках клановая система является в некотором роде заменой системе сдержек и противовесов. Там власть, вопреки общему мнению, не действует «против местных» слишком жесткими методами. В Татарстане реакция как по дальнобойщикам, так и по политическому протесту также достаточно мягкая. По итогам 26 марта видно, что наиболее жестко власть действует в Москве, Санкт-Петербурге и в южных регионах (но не на Кавказе). Там очень своеобразная политическая ситуация сложилась.
Если говорить о Москве по поводу 26 марта, то, насколько я понимаю, в таких ситуациях большая часть ответственности перекладывается на МВД. Участвовала ли новая Росгвардия в разгоне протестующих? Мне пока не до конца понятно, как распределяются обязанности между МВД и новой Росгвардией, но 26 марта, видимо главным жандармом работало МВД. Те люди, которые стерегли улицы 26 марта, были, судя по всему, сотрудниками МВД.
В таких ситуациях, когда происходит что-то неожиданное – к примеру, на митинг выходит больше людей, чем ожидалось, перекладывание ответственности, перекидывание этой «горячей картошки» очень характерно. Все спускается либо вниз по вертикали, либо по горизонтали, на усмотрение силовым структурам, а там уже каждый действует по своему разумению.
В Москве было очень много задержанных людей, но не так много арестованных. Огромное количество людей увезли в ОВД, многих из которых отпустили практически сразу. Такое ощущение, что между хватающими и оформляющими не было согласования. Не похоже, что работа велась по одному сценарию, потому что тогда либо меньше бы брали, либо, если ставилась цель запугать всю страну – оформляли бы, хоть это и очень долго физически, потому что ОВД не приспособлены на принятие такого количества человек. То, что начальный «хватательный» репрессивный замах потом не продолжился, говорит скорее в пользу версии об отсутствии централизованного руководства. Я думаю, его в реальности почти никогда и не бывает. Административная машина работает так, что неприятные обязанности пытаются перебросить либо вниз, либо в сторону, а потом получается так, как получается.
Я бы не зацикливалась на личностях. Дело не в (спикере Госдумы – ред.)[Вячеславе] Володине или в ком-то другом. Дело в том, что те времена политической стабильности, высоких нефтяных доходов, когда действительно можно было силами управления внутренней политики управлять всей внутренней политикой, закончились. Они закончились не потому, что Володин ушел на другую должность, а потому, что объективные социально-экономические условия изменились. Появились альтернативные центры принятия решений, управляемость снизилась потому что экономическая ситуация ухудшилась, конкуренция внутри власти обострилась, потому что ресурсы сократились. Все это понятно. Так же было понятно еще до выборов, что новая Дума будет влиятельнее своих предшественников, потому что этому есть объективные причины. Конечно, наличие амбициозного и знающего парламентскую машину спикера помогает этому процессу, но не обуславливает его».
Фото: Сергей Черных, РИА Новости
Митинги против коррупции