Любое государство хотя бы на словах стремится к социальному равенству, к тому, чтобы все жили одинаково хорошо – в достатке. В Советском Союзе, например, получилось практически одинаково... бедно. Таков был итог «принудительного счастья» силовых методов управления. В нынешних реалиях относительно небольшой разброс уровня жизни может быть обеспечен только хорошими доходами малообеспеченной категории населения. Задача эта для большинства стран во всем мире – почти на грани фантастики. Что-то похожее удалось реализовать разве что в Норвегии. В нашей же стране пока что разрыв между бедными и богатыми только растет. Своим мнением на эту тему с журналистом ФедералПресс поделилась член Российской Торгово-промышленной палаты, бизнес-консультант, директор компании «Национальная дистрибьюция» Анна Вовк:
«По оценке экспертов РАНХиГС, так называемый «коэффициент Джини», показывающий уровень социального неравенства, в первом полугодии 2017 года вырос на один базовый пункт – до 0,4. Если предположить, что все богатство распределено равномерно, то этот коэффициент будет равен нулю. А если все состояние сосредоточено в руках только одного человека, то коэффициент Джини будет равен единице. Сами по себе эти цифры мало о чем говорят, тут интереснее сравнение с другими странами: например, в Норвегии этот коэффициент почти в 2 раза меньше. Такой контраст из-за того, что доходы в России распределяются крайне неравномерно. У нас 74,5% богатства приходится всего лишь на 1% населения. Или все, или ничего. В США, которые, к слову, тоже страна контрастов с их огромным количеством миллионеров, миллиардеров и вместе с ними – трущоб и жителей картонных коробок под мостами, 1% богатейшего населения владеет только 42,1% всех богатств. Даже в ЮАР, прошедшей апартеид, близкие значения. Но куда печальнее то, что разрыв между богатыми и бедными в нашей стране растет стабильно и уже давно. Если в 2000 году доходы 10% богатейшего населения превышали доходы 10% беднейшего населения в 13,9 раз, то в 2015 году превышали уже в 15,6 раза.
И это вполне естественный процесс в условиях, когда основное экономическое развитие приходятся на крупные государственные компании, либо просто на частные компании-гиганты, которые также имеют тесные связи с государством. А вот частный сектор, малый и средний бизнес никак толком в такой обстановке не развернутся, им сложнее всего отойти от негативного влияния кризиса.
Так может, вопреки заявлениям чиновников, просто еще не прошла адаптация к новым условиям работы, к санкциям? Может быть, просто еще немного подождать, бизнес привыкнет, и все наладится само собой? Увы, но нет. Адаптация то как раз прошла, только заключалась она не в резком росте производственных показателей, а в том, что люди привыкли к новым ценам, санкциям и ограничениям на импорт некоторых товаров. Адаптация прошла тогда, когда люди перестали ждать, что все вернется на круги своя, что доллар снова будет по 30 рублей. Но денег на развитие от этого понимания не прибавляется.
Рассчитывать на решительные действия ЦБ, помогающие значительно улучшить ситуацию с финансированием бизнеса не приходится. Ибо у ЦБ сейчас другая цель. Во главе угла, по-прежнему, стоит снижение инфляции до значений, которые более или менее приемлемы в мировом сообществе. А это значит, что снижения ключевой ставки и доступных кредитов в ближайшее время ожидать вряд ли стоит.
Однако ЦБ – не единственный источник средств. Во всем мире развито множество альтернативных способов получить необходимые для развития деньги. Можно искать инвесторов под модернизацию готовых проектов внутри страны и за рубежом, можно привлекать средства венчурных инвесторов только под идею или под бизнес на этапе становления, или же можно собирать понемногу с большого количества инвесторов через различные краудфандинговые платформы.
Наибольший потенциал, пожалуй, сокрыт в инвестициях отечественных же компаний в модернизацию и развитие. Средства на это есть. Низкая потребность в отечественных товарах докризисного периода и нестабильность последних лет привели к тому, что свободные деньги не инвестировались в производство товаров и услуг, а накапливались на банковских счетах. Если в ноябре 2014 года на счетах негосударственных компаний было 4,2 трлн рублей, то сейчас уже 5,7 трлн рублей. Так что на самом деле деньги есть, осталось только создать условия для направления их в нужное русло. Из положительных тенденций в этом году – в первом квартале инвестиции в основной капитал выросли на 2,7% по сравнению с первым кварталом прошлого года. Цифры, наконец, начинают внушать оптимизм. Однако база для роста весьма низкая, за время кризиса и санкций эти инвестиции просели на 12,3%. Так что еще есть к чему стремиться.
Для стимулирования инвестиций из собственных источников необходимо внедрять форматы, хорошо зарекомендовавшие себя в мировой практике. Например, это могут быть налоговые льготы на реинвестирование доходов. В первом квартале 2017 года было реинвестировано 5,3 млрд долларов, что на 26% меньше, чем в первом квартале 2014-го, когда еще и не думали об импортозамещении.
А для иностранных инвесторов важны выгодные условия работы. Резко повысить благосостояние населения, тем самым создав спрос на товары вновь пришедших в Россию компаний, невозможно. Поэтому необходимо создать выгодные условия для работы – расширить применение особых экономических зон с налоговыми послаблениями, развивать технопарки (сейчас далеко не все проекты пробиваются через закостенелость региональных чиновников), упрощать процедуру предоставления земли. Прекрасно можно понять соблазн правительства собирать налоги по полной ставке, но сейчас намного важнее создать рабочие места и дать людям возможность зарабатывать. А налоговые сборы подтянутся вместе с экономическим ростом.
Венчурные инвестиции, то есть участие инвесторов в капитале молодых компаний с амбициозными, прорывными, многообещающими перспективами, также у нас находятся в зачаточном состоянии. Несмотря на то, что венчурные инвестфонды у нас есть, но зачастую их руки связаны государственными источниками финансирования и обязательствами вести работу очень аккуратно без растраты средств. Такая тактика для высокорискованных венчурных инвестиций совершенно не подходит. Здесь требуется всячески поощрять привлечение частных инвесторов, поддерживая создание центров, собирающих не только инвесторов, но и предпринимателей с ведущими экспертами, которые могли бы авторитетно оценить предлагаемые проекты, тем самым снизив риски инвесторов.
Интересные подвижки сейчас происходят в сфере краудфандинга – сбора средств на развитие проекта с множества лиц. На Западе через краудфандинговые платформы прошли сотни молодых компаний, создавших и персональный компьютер за 9 долларов, доступный каждому, и уникальное промышленное оборудование. И вот у нас за регуляцию этой сферы собирается взяться ЦБ. Это хорошо, ведь дикий финансовый рынок тянет за собой слишком много рисков. Но главное, чтобы регулирование не ограничилось лишь контролем, бюрократическими проволочками и излишним давлением. Людям, вкладывающим деньги, нужны гарантии и страховки. Если будет создан простой и надежный механизм идентификации пользователей краудфандинговых платформ, и внедрено страхование рисков, то тогда можно будет говорить уже о создании полноценной системы по привлечению микроинвестиций, а не просто по сбору средств в обмен на будущую продукцию, или за «спасибо».
Наша экономика сейчас понемногу отходит ото сна, люди готовы работать и создавать что-то новое. Но развитию нужен еще толчок со стороны государства в виде создания условий для привлечения инвестиций в реальный сектор экономики. Только так, поддерживая частное предпринимательство, создавая новые рабочие места и повышая конкуренцию на рынке труда можно бороться с материальным расслоением общества. В стране есть богатые люди – хорошо, пусть будут. Главное, чтобы благосостояние основных народных масс понималось. И людям хорошо, и политической системе (а значит, и государству в целом) – стабильность».