В интернете появились видео пыток заключенных в российских колониях. Руководитель проекта Gulagu.net* (признан иноагентом в России) Владимир Осечкин рассказывает, что они были сняты в туберкулезной больнице ОТБ-1 в Саратове. По словам Осечкина, видео пыток предоставил программист, который в течение пяти лет имел доступ к служебным компьютерам ФСИН. Всего в распоряжении Gulagu.net* 40 Гб записей, включающих фото, видео и текстовые документы о том, что происходило в исправительных учреждениях по всей России. Следственный комитет России уже завел 7 уголовных дел по фактам пыток и сексуального насилия в ОТБ-1 Саратова и одно уголовное дело в Белгородской области. «ФедералПресс» поговорил с членом Совета по правам человека при президенте РФ Евой Меркачевой и выяснил, как реагирует на подобные ситуации СПЧ и каким образом предлагает их разрешать.
Ева Михайловна, в интервью радиостанции «Говорит Москва» вы сказали, что заключенных в саратовской больнице пытали не сотрудники ФСИН, а другие заключенные. Из чего вы сделали такой вывод?
— На видео видно, что люди, которые совершали насильственные действия, были в робе. Также их выдавали манеры – видно было, что это не офицеры и не сотрудники исправительного учреждения. Думаю, те, кто часто ходит по тюрьмам, сразу определят по этим видео, кто перед ними. Даже если вы переоденете заключенного в форму, вы сразу поймете, что это не офицер. На одном из видео видно, что на насильниках наколки. Их осанка, походка – все это выдает рецидивистов.
Какое наказание по вашему мнению, должны понести те, кто пытал заключенных в Саратовской и других областях России?
— Тем, кто этим занимался, вменили 132 статью УК РФ (Насильственные действия сексуального характера наказываются лишением свободы на срок от трех до шести лет. – Прим. ред.). С учетом того, что тот, над кем издеваются, находится в беспомощном состоянии, я думаю, что срок может быть очень приличным. Они же все еще имеют непогашенные сроки, соответственно, будет налагаться новый срок. Я не исключаю, что речь может идти о пожизненном заключении.
Саратовский ОНК утверждает, что от заключенных в ОТБ-1 жалоб не поступало, в это же время адвокат Маргарита Ростошинская говорит, что жалобы на ситуацию в ОТБ-1 от заключенных поступали на протяжении 5 лет. Что вы думаете по этому поводу?
— Люди просто боялись жаловаться, они понимали, что когда правозащитники уйдут, то их снова начнут насиловать. Боялись, что члены ОНК уйдут, а им будет опять швабра в одно место.
А почему следователи СКР не предпринимали никаких действий в части проверок жалоб на саратовскую ОТБ-1, если жалобы на нее регулярно поступали?
— Следователи возбудили в начале года уголовные дела по этим вопросам. Сами уголовные дела заводятся только после проверок – сначала собирают материалы, проводят доследственную проверку и уже потом приходят к выводу, что имеется состав преступления. Но процесс происходит не быстро.
Например, один бывший осужденный рассказывал, что много раз жаловался, и, наконец, вроде взяли его дело в производство. Этого заключенного дважды изнасиловали, пока он был в ОТБ-1, и он пытался добиться справедливости. Так вот, он рассказывает, что без видео, по косвенным уликам факты издевательства очень сложно доказать. А в его случае был и факт вымогательства – он переводил деньги на карту другим заключенным.
Почему огласка подобных издевательств, как в саратовской ОТБ-1 стала возможна только сейчас? Насколько известно, члены СПЧ и другие официальные структуры регулярно ездят в подобные учреждения и общаются с заключенными? Они не видят этих проблем?
— Когда был случай с Макаровым в Ярославской области в 2017 году, это произвело не меньший ажиотаж, чем сейчас. В новой ситуации потрясло сексуальное насилие – швабры, ужасные сцены, которые невозможно смотреть. Сложно поверить, что люди в наше время на такое способны. Для меня было важно понять: кто те, кто совершает такое насилие. Это не сотрудники, это другие осужденные, причем они все проходили по тяжким статьям в свое время – совершали убийства с особой жестокостью. Самое ужасное, что такие люди, которые были извергами на воле и получили наказание, за решеткой стали обладать полномочиями, чтобы продолжать мучить других арестантов.
Тогда вопрос, кто наделил их этими «полномочиями»?
— Понести ответственность должны и сотрудники, которые это позволили. Без их ведома ничего бы не происходило. Они могли говорить, что не знали, как именно прессуют или что-то еще, но я полагаю, что все они знали. Немаловажно и то, что этот видеоархив хранился в учреждении, а значит знали фактически все. Сейчас не тот случай, когда сами активисты, «гадье», как их еще называют, собирают какое-то количество компромата для того, чтобы потом использовать против остальных. Видео собирали сотрудники.
В 2018 году СПЧ пытался инициировать внесение статьи в УК РФ, которая бы предусматривала реальные сроки для силовиков за применение пыток, насколько мы помним, МВД и ФСБ выступили против. Будет ли СПЧ еще раз предлагать внести эту статью в УК?
— Будем еще пытаться предлагать внесение этой статьи, на ближайшей встрече с президентом поднимем этот вопрос. Вообще нужно изменить механизм расследования пыток.
Каким образом изменить этот механизм?
— Например, создать отдельно ведомство или подразделение, которое бы занималось только расследованием фактов пыток, которое бы не было зависимо ни от чего. Таким образом мы могли остановить этих извергов – и тех, что в погонах, и осужденных. Ответственность за происходящее в исправительных учреждениях в первую очередь ложится на руководство учреждения.
Почему, на ваш взгляд, российская система ФСИН допускает пытки и реагирует на них только после громких скандалов?
— Да потому что в этой системе содержатся преступники. Это коллектив людей, которые сидят за насилие, убийство. Даже если им создать условия пионерского лагеря, они не станут жить спокойно, а будут выяснять между собой отношения. Будут пытаться друг друга унижать, потому что у них природа такая. Надо вообще думать по поводу того, что с ними можно сделать, реально ли перевоспитать или нет.
Есть ли в этом поведении заключенных влияние системы проведения следствий в России?
— У нас порочная система ведения следствия. Следствие заинтересовано в том, чтобы писались явки с повинной. И до тех пор пока наши следственные органы хотят, чтобы им поставляли колонии новые явки, они будут пытать кого-то, чтобы выбить эти признательные показания. Эта система старая, действует еще с советских времен. Уже тогда принимались как достоверные показания сокамерников осужденного, а мы никогда не узнаем в каком состоянии человек дал эти показания, может, его кто-то избил. На мой взгляд, тюрьма не должна быть местом моральных разработок, это должно работать иначе, но для этого надо менять систему следствия в первую очередь.
Нужна ли, на ваш взгляд, реформа в системе ФСИН? Какая?
— Нужно подумать, что делать с теми людьми, которые оказываются в тюрьмах. У нас сейчас закон отрабатывается, который я надеюсь в ближайшее время будет принят. Это закон о том, чтобы с людьми за решеткой работали не только психологи, чтобы им проводили курсы против жестокости, агрессии. Нужно думать о том, как эти люди будут себя вести после выхода на свободу, помогать им. Мы видим, как зарубежные страны реализуют подобный опыт. Преступники уже исковерканы «внутри», и как раз задача, мне кажется, в учреждениях таким людям помочь. Если такой системы у нас не будет, рецидивисты никуда не исчезнут.
* Gulagu.net – организация, признанная в РФ иностранным агентом
Фото: ФедералПресс / Евгений Поторочин