В декабре началась реализация сделки между японской компанией IIDA Group Holdings и российской RFP Group. Японцы покупают 75 % хабаровской компании, которая занимается рубкой лесов в регионе. Эту сделку уже одобрило российское правительство. Когда она состоится, японцы смогут увеличить лесозаготовку до 100 % к 2025 году. Как продажа дальневосточного леса скажется на экологии, разбирался «ФедералПресс».
Зачем японцам наш лес
В Японии сильны традиции и одна из них – строить частные дома из дерева. Эколог Дмитрий Лисицын, председатель общественной организации «Экологическая вахта Сахалина», объясняет: частные домовладения в Японии до сих пор стараются строить из дерева. Более того, раз в 15–20 лет эти дома принято сносить и на их месте строить новые. Так что дерева стране нужно и правда много.
«Допуск иностранной компании – это в целом положительное явление. Я не вижу серьезных угроз для российского леса. Это экономическая история, развитие бизнеса. И ошибочно предполагать, что японская компания тут начнет самостоятельно вырубать наш лес. Она просто приобретает долю в бизнесе. А лесопереработкой будет заниматься холдинг, который как работал, так и будет работать», – объясняет Дмитрий Лисицын.
Такие рынки как японский, по мнению эколога, очень выгодные – на них лесной промышленности и надо ориентироваться. До этого RFP Group в основном отправлял лес в Китай, при этом в основном это был «кругляк» – необработанная древесина.
Кстати, такое партнерство (с блокирующим пакетом акций) с японцами не ново для Дальнего Востока. Та же Iida Group Holdings владеет почти 25 % компании «Приморские лесопромышленники» («Приморсклеспром»). Японцы хотели заполучить все 100 %, но ФАС выступила против.
Иностранцы рубят не хуже наших
Экологи в один голоc говорят: нет никакой разницы – российские компании занимаются рубкой или иностранные. Как объяснил руководитель лесного отдела российского Гринпис Алексей Ярошенко, все компании на территории России действуют согласно одному и тому же законодательству, под надзором одних и тех же чиновников.
«Лес используют бесхозяйственно не потому, что кто-то сильно нарушает законы или действует вопреки воле органов управления лесами, а потому, что действующее лесное законодательство позволяет именно так обращаться с лесом. Если закон позволяет использовать лес просто как месторождение древесины, не обеспечивая полноценного воспроизводства хозяйственно ценных лесов за как бы существующий оборот рубки – то все так и будут использовать, поскольку полноценное воспроизводство стоит дорого, и тот, кто будет заниматься им сверх требований законодательства, окажется просто неконкурентоспособным по отношению к остальным», – добавил Алексей Ярошенко.
Более того, лес на Дальнем Востоке рубили еще с 60-х годов. И тогда объемы вырубки были в разы больше тех, что мы видим сейчас. По данным Гринпис, максимальные объемы рубок – почти сорок миллионов кубометров в год – были достигнуты в период с середины семидесятых по конец восьмидесятых. В последние годы учтенные объемы рубок в ДФО составляют около двадцати миллионов кубометров в год (в 2020 году – 18,4), и еще несколько миллионов кубометров приходится на разные виды незаконных рубок и скрытых перерубов. Но рубки сократились не просто так.
«Сокращение связано с катастрофической истощенностью лучших лесов – наиболее продуктивных и доступных, в самых южных районах ДФО», – объяснил Ярошенко.
Проблема вообще не в иностранцах
На самом деле самый большой вред лесам на Дальнем Востоке наносят не рубки, а лесные пожары. Ежегодно выгорают сотни гектаров уникальных лесов.
«Оценочно, потери лесов по площади делятся между рубками и пожарами на территории ДФО примерно так: 3 % – рубки, 97 % – пожары. По итогам катастрофического в пожарном отношении 2021 года, на пожары, по предварительной оценке, придется около 99 % от общей площади погибших или вырубленных древостоев», – поделился статистикой Алексей Ярошенко.
И если пожары чаще всего, губят леса на севере, то основные площади рубок – на юге, с гораздо более богатым и во многом уникальным биоразнообразием.
«С точки зрения, например, климаторегулирующей роли лесов – вред, причиняемый лесными пожарами в ДФО, очевидно выше, чем вред, причиняемый рубками. А вот с точки зрения лесного биоразнообразия – вред вполне сравнимый. В любом случае, пожары и рубки, действуя совместно, опустошают и разоряют дальневосточные леса гораздо быстрее, чем пожары сами по себе или рубки сами по себе», – считает эксперт.
При этом Алексей Ярошенко добавляет: леса не исчезают, но деградируют – теряют свою ценность и уникальность. Площадь лесов как в России в целом, так и на Дальнем Востоке, остается на протяжении последних многих десятилетий почти неизменной, поскольку новые вырубки и гари образуются, а старые зарастают лесом, и эти процессы примерно уравновешивают друг друга.
«Но идет накопление вторичных лесов, образовавшихся на вырубках и гарях прошлых лет и десятилетий, и в целом коренные хвойные таежные леса сменяются лиственными и смешанными», – добавил руководитель лесного отдела российского Гринпис.
Что должно измениться?
Лес в России сегодня, подчеркивает Алексей Ярошенко, это природное месторождение бревен, а не важнейший элемент природной среды.
«Фактически это даже закреплено в действующем Лесном кодексе – его идейной основой является концепция «освоения лесов», то есть как раз использования их как природного месторождения каких-то нужных человеку материальных ценностей. Такой подход к лесу был нормален или, как минимум, вполне объясним в первой половине прошлого века – когда диких лесов было еще много, а потребности человечества в древесине были еще относительно скромными», – добавил эксперт.
Сейчас такая политика губительна для леса. Подход, считает Ярошенко, устарел лет на семьдесят. Чтобы сохранить дальневосточные леса, нужно полностью пересматривать законодательство, уверен он.
Фото: ФедералПресс / Елена Майорова