Заняла место молоденькой девочки на СВО: так свой поступок объясняет депутат гордумы Ноябрьска Елена Земенкова, которая пару лет назад ушла добровольцем в Донбасс. Северянка служит на передовой в медицинском взводе батальона имени святого благоверного князя Дмитрия Донского, где ей дали позывной Троя. В интервью «ФедералПресс» фельдшер поделилась картинами военных будней, горечью утрат и мнением – почему женщине не место на фронте.
Будни медика
Елена Николаевна, с чего начинается день военного медика и как он проходит?
— Трудно сказать, когда он начинается. Он и не заканчивается. Работа идет 24 часа в сутки. Военный медик на работе ежечасно и ежеминутно. Благодаря скользящему графику на гражданке я привыкла к такому режиму. Мне не сложно. Да, устаешь, когда много выездов. Когда наши заходили в населенный пункт на угледарском направлении в апреле, я три дня не спала и не ела. Эвакуировали раненых по ночам, потому что только в это время давали коридор. А утром начиналась работа с госпиталями и выезды в морг. Было не до сна.
Я не зацикливаюсь на военных буднях, по инерции выполняю свою работу. Карты памяти заполнены снимками раненых и «двухсотых», потому что приходится их фотографировать для отчетов. И если через себя будешь пропускать каждый случай, то с ума можно сойти. Тем более сейчас вывозят «двухсотых», которые месяц пролежали на позициях, потому что их просто невозможно было эвакуировать из-за дронов-камикадзе, постоянных обстрелов танками, «польками» (польский пехотный миномет 60 мм LMP. – Прим. ред.) и др. ВСУ специально отслеживают с «птичек» группы эвакуации и обстреливают их.
А вы представляете, как выглядит «двухсотый», который пролежал месяц на жаре или год? Это тяжело видеть.
Но мы уже привыкли к этому. Это наш гражданский долг. Если не мы, то кто? Родные ждут тела, чтобы похоронить. Пока бойцы на позициях лежат, числятся без вести пропавшими. Родные не могут выплаты получить, заказать молебен за упокой души, отпеть. Эта неизвестность хуже смерти. А вдруг ошибаемся, что именно этот человек «двухсотый».
Не женское дело
С какими трудностями еще приходится сталкиваться на фронте? С чем сложно мириться?
— Самое сложное, когда приказы командиров, которые далеки от медицины, не соответствуют нашим алгоритмам. Приходится либо выполнять эти приказы, либо оспаривать.
И женщине сложно быть в армии. Отдавая приказы, командиры не смотрят на то, что ты женщина. Ты должна их выполнить. Бывает обидно, слезы текут, а это еще больше раздражает руководство, потому что показываешь слабость.
Поэтому женщин стараются не брать в подразделения. Тяжело женщинами командовать, нужно подбирать правильный тон и слова, в некоторых ситуациях это просто неуместно.
Все думают, что я приехала сюда пиариться. Это не так. Я здесь, потому что хотела кардинально изменить жизнь. Когда только приехала, не было такой напряженной обстановки. Сейчас много грубости и резкости.
Женщины мне пишут, что хотят на фронт. Разные бывают поводы. Некоторые просто стремятся попасть в мужской коллектив, ищут себе мужей. Это не приветствуется здесь.
На передовой не только ранения бывают. Бойцы часто болеют, как и все на гражданке. И на позициях получают истощение. Еду и воду туда доставить невозможно – дроны обстреливают. «Бегунки», которые носят продукты, часто «двухсотыми» становятся. Оттуда эвакуировать нельзя. Они месяцами сидят в окопах без воды и листочки едят. Скидываем с «птичек» энергетические батончики и бутылки с водой по 0,5 л.
Все ребята нашего батальона мне как родные. Провожая их на ротацию, не знаешь, доедет машина или нет. Машины горят каждый день. Каждые проводы – слезы. Я тут столько слез выплакала...
Даже жены ребят этого не понимают. Не советую женщинам сюда приезжать. Это не женское дело.
В документальном фильме о добровольцах (фильм-портрет «Добровольцы. Воспоминания о будущем». – Прим. ред.), который недавно вышел, вы сказали: «Я должна была поехать, занять место молоденькой девочки. Пусть занимается семьей, у нее вся жизнь впереди». Как вы на это решились?
— С 2014 года молоденькие девочки здесь вынуждены были служить медиками. И я представила: если бы мой ребенок оказался на фронте, мне было бы больно, мое сердце разрывалось бы. У меня опыта больше, я жизнь прожила. Обидно, если молоденькая погибнет, не повидав жизни.
Решение было осознанное. Минус был только в том, что я принесу боль своим детям. Дети сразу же перестали новости смотреть, чтобы не расстраиваться. Приучила к общению раз в неделю, чтобы не переживали, если на связь не выйду. Наверное, я жестокая мама.
Реаниматолог Сталкер и его медвзвод
Батальон находится на одном из самых напряженных участков фронта. Приходилось ли быть под огнем?
— Ребята из медвзвода меня берегут. Они находятся на передовой, доставляют бойцов с линии боевого соприкосновения, а я уже везу раненых в госпиталь, занимаюсь документацией. Ребята говорят мне: «У тебя это хорошо получается, ты коммуникабельная, можешь быстро договориться и все решить, получить документы».
У нас только два человека с медобразованием – я и врио командира медвзвода с позывным Сталкер. Он кардиолог и реаниматолог из Донецка. Ему 30 лет. Молодой, но очень грамотный и замечательный врач. Пишет книги. Сталкер мобилизован. У него была бронь, но он не стал прятаться и прикрываться ею, а пошел на фронт, посчитав, что более необходим там, чем в больнице. Доктор многих спас здесь. Это врач с большой буквы, таких кардиологов единицы в России. Он – мой герой.
Со Сталкером часто ругаемся из-за того, что не разрешает мне помогать на позициях. На мои просьбы говорит: «Тебе на передовой делать нечего. Ты не поедешь туда, ты там помрешь».
Были ли истории чудесного спасения?
— Был один случай. Отработал дрон-камикадзе, танк и «полька». Боец из нашего медвзвода побежал спасать ребят и сам оказался ранен: получил слепое осколочное проникающее ранение груди, слепые осколочные ранения ног, гемопневмоторакс слева, состояние было нестабильное и тяжелое. Первую медицинскую помощь оказал Сталкер. Командир провел экстренную пункцию левого легкого, тем самым стабилизировал состояние раненого сослуживца, получив время для эвакуации и сохранив ему жизнь.
Когда ждали машину для отправки в госпиталь, был еще один прилет, полстены разрушило. И там боец чуть не погиб, потом его вывезли. Всю ночь дежурила у госпиталя. Мальчишка молодой, 27 лет. Они мне все как дети. Очень переживаю за наших ребят из медвзвода (молчит).
Переживаю за Сталкера, потому что, спасая раненых, он не задумывается о своей безопасности.
Ситуации бывают страшные. Одни выживают в сложных обстоятельствах, а кто-то сразу гибнет. Один боец поехал отправить деньги онкобольной бабушке на химиотерапию: по машине отработал дрон-камикадзе, и его убило одним осколком в шею.
Как изменила спецоперация
Вы находитесь в зоне СВО с июля 2022 года. Спецоперация вас изменила?
— Доброта и милосердие остались. Только ты уже понимаешь, когда человек врет. И приходится включать хладнокровие и твердость. Придумывают болезни, чтобы с боевых позиций уйти. Все уже устали воевать, хотят домой.
Интуиция развилась, стала к ней прислушиваться все больше и больше. Здесь она просто необходима. Иногда называют ведьмой (смеется) из-за дальновидности.
Чувствую, что стала более жесткой. С гражданскими стало сложно разговаривать, у них совсем иное виденье того, что здесь происходит. Родные раненых меня оскорбляют и унижают, предъявляют претензии: почему не вывозят лечить раненого, почему не такое обширное лечение. Это уже через себя пропускаешь. Обидно. Нет со стороны родственников раненых сочувствия и понимания того, что я нахожусь вместе с бойцами на линии боевого соприкосновения и тоже рискую своей жизнью, спасая их близких. И у меня дома остались дети и внуки, которые так же переживают за мою жизнь.
И тебя все равно оскорбляют. Даже сейчас это говорю, и слезы на глазах. Думают, я живу на гражданке и приезжаю оказать помощь, как скорая. Не понимают того, что здесь происходит и как. Устав армии – это не гражданская жизнь.
До победы
Батальон в основном состоит из уроженцев Донбасса. Какое настроение у бойцов?
— Устали. Спецоперация уже длится больше двух лет. Ожидали, что с приходом РФ все быстро разрешится и будет возможность вернуться домой. Я говорю им: «Это ваша родная земля. Как вы себе это представляете? Вы пойдете домой к женам, а российские ребята будут воевать за ваш покой? Это неправильно».
Как реагируют на эти слова?
— Не согласны со мной, считают, что им нужно отдыхать. Настраиваю ребят: пока не закончится СВО, никого не демобилизуют.
Но бойцы заслуживают большого уважения, потому что воюют за свою землю. Пусть и жалуются, тем не менее они стоят на обороне. Горжусь, что знакома с этими людьми.
Я здесь буду до победы. Была возможность списаться по возрасту, но отказалась. Не понимаю, как буду жить, когда закончится СВО. Уже привыкла. Адреналина не хватает. Если бы я сидела дома, зачахла бы и постарела, стала рухлядью. А здесь я живая и подвижная, не обращаю внимания на болячки, выгляжу моложе своего возраста.
Елена Прекрасная
А почему выбрали позывной Троя?
— Правильно, когда позывной не выбирают – его должен дать человек, который побывал в бою, настоящий воин. Мне дал позывной Сталкер, посоветовавшись с ребятами из медвзвода. Я единственная женщина в мужском коллективе. Сказали в шутку: «Возможно, не одна драка будет из-за тебя, влюбляться будут мужчины, и нам тебя придется отвоевывать».
Меня и зовут еще Елена. Елена Троянская (смеется). Так и дали позывной Троя. Но драк не было – медвзвод в обиду не дает. Я здесь для выполнения боевых задач и спасения жизней бойцов. Замуж звали неоднократно, но для меня дружба превыше всего.
Фото: ФедералПресс / Алексей Мигалин, Анна Крючкова, Полина Зиновьева
Видео: Елена Земенкова / vk.com
Разговор с кабмином