Ветерану Великой Отечественной войны Григорию Ваганову 95 лет. Он из числа тех, кто дошел до Берлина, был ранен, управлял легендарной «катюшей». Накануне празднования 75-летия Победы «ФедералПресс» запускает специальный проект, в котором рассказывает о тех, кто обеспечил нам будущее.
Григорий Иванович родился в многодетной семье. Двое старших братьев погибли на войне – один в Прибалтике, другой – при попытке прорыва блокады Ленинграда. Сам Григорий Иванович отправился воевать на фронт в 1943 году, ему не было и 20 лет. Он получил звание сержанта, потому что был образованным и способным молодым человеком, прошедшим курс военной подготовки в Миасском артиллерийском училище.
Молодой командир
Как вы стали командиром «катюши»?
— После школы я поступил в энерготехникум в Челябинске. Учился я хорошо, стипендию получал 50 рублей. Нам преподавали высшую математику, топографию, черчение, метеорологию, немецкий язык. Но как третий курс закончился, началась война. Меня вызвали в военкомат, спрашивают: «Ваганов, тебе уже 18 исполнилось, в армию пойдешь служить?». «Нет, не пойду, – говорю. – Лучше в партизаны пойду за братьев немцам мстить». Но раз у меня такая подготовка была – и математика, и военная подготовка, и рукопашный бой, – значит, я вполне готов работать с секретным оружием, сказали мне.
Брали туда только коммунистов и комсомольцев. А я в пионеры не вступал, и в комсомолы никто не приглашал, но я и не стремился. Мне дали бумагу и образец заявления с просьбой принять меня в комсомолы. Я написал. Потом отправили в Миасс, где базировалось эвакуированное из Москвы минометное артиллерийское училище. Там готовили командиров легендарных «катюш».
Трудно вам приходилось?
— С непривычки-то да. Гоняли в хвост и гриву. Штурмовали гору Мовохую, где сегодня «Солнечная долина» расположена. Чтобы попасть в столовую, надо было пробежать полосу препятствий. Как раз во время обучения началась битва за Сталинград. Наши на волоске держались, тяжело им было. Построили наше училище, спрашивают: кто хочет в Сталинград? Два шага из строя. И я тоже шагнул. Тогда уже все-таки кое-что знал, знал и оружие. Генерал говорит: маленьких и худых оставить, а то будут пушечным мясом, надо доучить. Желающих сразу в вагоны – и на войну повезли. А мы еще год учились.
Через год нас повезли в Москву на учебно-формировочный пункт. И сразу устроили экзамен – строевая подготовка, знание устава, тактика и прочее. Все проверили и стали присваивать воинские звания. Мне присвоили сержанта. Определили командиром «катюши». Я был совсем молодой, материться не умел, не курил и не пил, девчонок боялся. Вот такому мальчишке доверили расчет из взрослых. Меня поставили командовать – мне еще и 20 не было.
Кто был в вашем подчинении?
— Шофером дали Тагая из Казахстана – ему было 40 лет, он прошел Финскую войну. Наводчиком дали Борю Канделя – еврея из Москвы. Заряжающими были два человека – грузин Амиран Никобадзе и украинец Федя Безвеконный. Как нарочно собрали интернациональную команду.
Мы поехали на фронт, на Курскую дугу, к Орлу, в 1943 году. Я сразу по уставу начал рыть окопы себе. Говорю своим: вы тоже ройте для себя. Мне говорят: тут тушенку дали, надо обед сварить. Стали варить, надо мной смеются, а я рою.
Григорий Ваганов с расчетом «катюши» (второй слева снизу)
Дорыл на 40 см и тоже кушать захотелось. Только поели – летят немецкие самолеты. И давай бомбить. Шофер забежал в кабину, опустил броневые щитки и сидит. Хотя у меня пульт управления рядом с шофером. Я под машину кинулся, а под машиной уже заряжающие. Мне говорят: ты ж окоп вырыл, лезь туда. Ну, я туда кинулся. И как стали бомбить, ударная волна меня стукнула в голову, и я заикой стал (позже заикание прошло. – Прим. ред.), еще локоть ранило.
Потом самолеты улетели, стали подбирать раненых, и меня в госпиталь отнесли. Через неделю рана затянулась. Свою часть догнал, когда уже у Днепра они были.
Что еще запомнилось вам в те годы?
— Гитлер направил две танковые дивизии снова Киев вернуть. А мы их перехватили у города Фастов. Наш шофер опытный был, развернул машину и передними колесами встал в кювет. Направляющие встали параллельно земле. «Командир, не дрейфь, давай залп прямой наводкой!» – крикнул мне.
Я забежал, прокрутил реостарт и все 16 ракет направил на немецкие танки. Не только я, конечно, – весь дивизион стрелял. Мы немцев остановили. На этом месте после войны памятник поставили в честь героев, нынче уже снесенный.
Когда мы Киев отстояли, нас расположили в Каменном карьере. Пока ждали кухню, решили сами что-нибудь приготовить. Спрашивают меня: товарищ сержант, разреши три доски взять с забора? Я говорю – возьмите две да потихоньку, чтобы хозяйка не видела. Но она заметила. Пошла к командиру жаловаться, что забор поломали. Он собрал всех комсомольцев – нас было 25. И спрашивает: какое наказание ему дадим? Как сержант могу понизить его до рядового, но он нужен, потому что грамотный. А как комсомолец – решайте сами.
Исключили вас из комсомола?
— Один какой-то солдат поднял руку и говорит: да что с ним тятькаться? Исключите его из комсомолов, да и все. Солдаты дружно руки подняли. Исключили меня. Я комсомольский билет отдал, у самого слезы… То не хотел в комсомолы, а потом переживал.
Читала, что вам лично Константин Рокоссовский вручил награду. Расскажите, как это произошло?
— Когда войска подошли к Польше, поляки встречали нас с цветами, открытки дарили. И говорили: русские, спасибо, что вы нас освободили от Гитлера, но только социализма нам не надо. Мы народ торговый.
В Варшаве тогда поднял восстание Миколайчик. Стояли мы на Висле, а они взорвали мосты, чтобы мы не переправились. Немцы уничтожили поднявших восстание, саму Варшаву разрушили, всех перебили. А мы как можем помочь? Два месяца стояли на Висле. А я любознательный, у меня бинокль с семикратным увеличением был. Смотрю как-то на другой берег: холм, а за холм машина немецкая заезжает, едва-едва тащится. Через час-полтора выезжает налегке. Значит, что? За холмом разгрузилась: боеприпасы или горючее. Я все в планшет занес.
Тут как раз приезжает Константин Константинович Рокоссовский – командующий фронтом. Предлагает послать на разведку на тот берег кого-нибудь. А ему и сказали – да у нас Ваганов уже все нарисовал в своем планшете! Спросили у меня – установка заряжена? Конечно, говорю. Приказали залп за холм дать. Я учел метеоусловия, магнитное склонение, высоту над уровнем моря. Точно все рассчитал и дал залп – все 16 ракет выпустил. Поднялся такой столб огня оттуда! И Рокоссовский тут же из кармана вытягивает награду, мне дает и руку жмет.
Герой войны
Григорий Иванович рассказывает о войне с долгими паузами – видно, что даже спустя много лет это непростой разговор. О некоторых случаях ветерану рассказывать особенно тяжело.
Читала в одном из интервью, что в бою вы потеряли товарищей...
— Это случилось, когда мы подошли к Германии. Я сам некурящий. А Федя Безвеконный и Амиран Никобадзе курили. У меня был бикфордов шнур, уходящий за кабину, а там был ящик деревянный и 40 кг тола (взрывчатое вещество). Если меня окружат немцы, я должен был поджечь шнур, и тогда бы «катюша» через 17 секунд разлетелась на части, чтобы немцам секретное оружие не досталось.
Поэтому я им рядом не разрешал курить. Они отошли метров на 15–20 левее. И вдруг какой-то шальной снаряд: дзинь – бах! Упал на них. Я в воронку их положил, награды и документы забрал с собой, нашел доску, химическим карандашом написал имена, дату смерти (пауза).
Потом мы пошли на юг, предстояла переправа через Одер. А 14 апреля летел самолет с листовками, где было написано, что немцы изобрели сверхбомбу. Мол, она взорвется, и у вас всех головы поотлетают. Но мы не верили, знали, что это Геббельс писал.
Что вспоминается о штурме Берлина?
— Мы хотели сходу взять Берлин. Но как его взять? Там все дома с востока превратили в крепости. Они готовились нас встретить. Жуков предложил обмануть немцев и начать атаку не утром, а ночью. Но была опасность, что сами себя в темноте перестреляем. Он приказал все прожектора с фронта собрать, и среди ночи началось наступление. Но немцы хитрые, отразили атаку. Тогда много людей наших погибло. Предложили обойти Берлин с севера и соединиться с Первым украинским фронтом в Потсдаме.
Подошли к пригороду Бернау, там немцы на вокзале укрепились. Я дал туда несколько ракет. Решил потом забежать на вокзал, посмотреть: потолок обрушен, что-то горит. И слышу детский плач. А я родился в многодетной семье, у меня две сестренки маленькими умерли, мне детей жалко. Подхожу – а там девочка. Куда ее девать? Бой же идет. Я посадил на ферму (часть орудия «катюши») и накрыл кошмой. Но какой-то сексот (секретный сотрудник. – Прим. ред.) взял и командиру доложил, что Ваганов со второго орудия укрыл немку. Меня вызвал командир. Спрашивает – правда? Да какая немка, это малютка, ей всего было лет 6–7. Пообещал, что как только до первого хорошего дома дойдем, я ее отдам. Разрешили мне. Доехали до церкви, я монашкам передал ее.
Расскажите о Дне Победы. Как вы его провели?
— 9 мая нам сказали – война закончилась. Мы полог расстелили, жареных поросят поесть выставили – с поместья подвезли, нам дали по полной фляжке водки. И я на правах командира сказал: давайте первый тост я произнесу. Говорю: выпьем за то, чтобы третьей мировой войны не было 50 лет! Я почему-то предполагал, что социализм и капитализм не выдержат и все равно начнется война.
Второй тост Боря Кандель сказал: давайте выпьем за то, чтобы в мирное время ребят брали в армию, но похоронок не было бы. Но что поделаешь? Потом были Афганистан, Чечня. Я в Афганистане сына потерял.
И третий тост – шофер Тагаев. Говорит, выпьем за то, чтобы мы пришли домой и получили шикарные квартиры, с кафелем, газом, как у немцев. Хороший тост, но я приехал и нанял бригаду, они мне дом построили. А квартиру я 40 лет ждал.
После войны вы сразу вернулись домой?
— Так как я знал немецкий, меня отправили комендантом за охотничьим хозяйством герцога Мекленбургского. Я охранял хозяйство от бродяг, кормил рыб, уголь достал, трактор отремонтировал. Организовал футбольную команду с местными мальчишками, а девчонок научил петь «Катюшу». И какой-то сексот опять доложил, что Ваганов как король – много себе позволяет. Меня увезли и часа три-четыре допрашивали. Хоть я прошел войну и вроде закаленный, но меня трясли сильно. Я говорю, что вы меня трясете зря? Раз меня политотдел направил, везите к ним. Туда привезли, мне говорят: плохо дело, отдай им все свои трофеи и садись в эшелон, который поедет в Прибалтику. Там националисты организуют схроны в лесу и вечером выходят, стреляют русских да коммунистов. А ты карту знаешь, умеешь ориентироваться и уезжай туда.
Григорий Ваганов у стены с ватманом, где оставляют свои пожелания гости
Целый год я пробыл там. Меня одели в гражданскую форму, научили нескольким фразам по-латышски. А как закончили, послали меня в Закарпатье. Там бандеровцы тоже сочувствующих русским уничтожали. Меня опять переодели, по-гуцульски научили говорить. Моя задача была обнаруживать схроны в лесу. Сам ничего не делал, но гранаты в кармане были – отбиваться. Но это мне надоело, а домой не пускали. И тут в 1948 году прошло землетрясение в Ашхабаде. Требовались спасатели, я попросился добровольцем. Потом в Ташкенте тоже случилось землетрясение.
Почему вы после этого вернулись в Челябинск?
— Я вернулся в Челябинск, хотя мог осесть и в Москве, и в Киев уехать – у меня там братья жили. Но я вернулся, потому что здесь были мои мать и отец, вся родня тут. И потом, я как путешественник очень многое видел, и Южный Урал мне духовно близок.
Как вы считаете, в чем ваш секрет долголетия?
— Я всегда говорю, почему мне 96-й год, а я вроде как в строю. Потому что у меня есть принцип шести Д. Первое Д – это движение. Я не сижу на месте. Второе Д – дыхание. Я научился правильно дышать. У меня всегда в доме открыт балкон. Третье Д – диета. Ем мало, но качественно. Следующее Д – душ. Каждый день принимаю контрастный душ. Одно из самых важных Д – душа. Каждое утро я встаю и молюсь. И последнее Д – дело как стиль жизни.
Фото: Наталья Горюнова, из личного архива Г.Ваганова
Спецпроект «75-летие Великой Победы. Живые герои»