Свердловский бизнесмен и писатель Даниил Туленков из колонии попал в зону СВО в рядах штурмовиков «Шторма Z», подписав контракт с Минобороны РФ. В формировании служили штрафники и осужденные. Предприниматель участвовал в боях на Запорожском фронте, а после возвращения написал книгу о штормах. Экс-штурмовик рассказал в интервью «ФедералПресс» о том, почему уголовников отправляют на передовую и как отъявленные злодеи обманывают систему.
Контракт с Родиной
Даниил, что изменилось после «Шторма Z»? Как теперь набирают осужденных в добровольческие формирования?
— На смену «Шторму Z» пришел проект Министерства обороны России – «Шторм V». Теперь осужденные подписывают контракт на год с пролонгацией до конца СВО. Освобождаются не через помилование, а через условное освобождение, полностью снимаются ограничения после увольнения с военной службы. Этой категории добровольцев восстанавливают звания и иногда прежние военно-учетные специальности.
Почему осужденные заключают контракты, что ими движет?
— У каждого своя история и свои причины. Мною двигало нежелание тратить впустую время в тот момент, когда решаются судьба Отечества, и нежелание быть обузой для семьи. Ведь не секрет, что осужденный для своих близких становится аналогом ипотеки, причиной бесконечной траты денег на сигареты, чай, кофе и на предметы быта.
Как отбирают бойцов из колоний
Всех добровольцев из колоний берут или существует фильтрация?
— На момент моей отправки на фронт в оперчасти ИК-53, где я отбывал наказание, лежал список из 108 добровольцев. Нас уехало 15. Существует конфликт интересов между системой ГУФСИН, которой нужны рабочие руки, и Министерством обороны, которое готово забрать всех. Приходится искать компромиссы и баланс.
С другой стороны, те, от кого ГУФСИН бы избавился с удовольствием, на фронт особо не рвутся, им хорошо и комфортно в тюремной среде. Есть категория осужденных, которую не берут принципиально: осужденные за действия сексуального характера против детей. Сами заключенные не хотят проходить службу с такими людьми. Если их отправить на фронт, то долго там они не провоюют. И не факт, что причиной тому станут обстрелы со стороны ВСУ.
Человеческий ресурс и экономия
Было ли отношение к штормам как к расходному материалу? Относились ли военнослужащие к ним с пренебрежением, или в окопах все равны?
— Как и везде, очень много решает человеческий фактор. Судьба бойца зачастую находится в руках командира, и от его отношения зависит то, как пройдет его жизненный путь. Со стороны рядовых бойцов я не встречал к себе или к своим товарищам пренебрежительного отношения.
Оправданно ли было создание формирований из осужденных на СВО? Какой вклад они внесли?
— Да, оправданно. Каждый осужденный на фронте – это сэкономленная единица человеческого труда, не вырванная из нашей экономики. И с точки зрения социальной справедливости разумно, что повышенный риск несут люди, искупающие свои грехи.
Безусловно, среди бойцов «Шторма Z» было много людей, оказавшихся в тюрьме случайно, но были и те, за кем имелись злые дела. Государство дало им шанс искупить это, экономя при том жизнь и здоровье обычных граждан. Сами осужденные воспринимали это как должное и относились к такой формуле с пониманием. В конце концов, никто никого силой не гнал на СВО: не хочешь рисковать – оставайся в колонии.
Неисправимое зло
В последнее время много случаев, когда бывшие заключенные, вернувшиеся с СВО и помилованные за службу, снова совершали тяжкие преступления. Проблема кроется в конкретных людях и их неисправимости или в системе фильтрации добровольцев?
— Это неустранимое полностью зло. Процент злодеев, просачивающихся через СВО исключительно с целью скостить срок и вернуться к преступному образу жизни, всегда будет. Нужно понимать, что эти люди – закоренелые преступники с ментальными необратимыми изменениями – вернутся к злодеяниям, просто освободившись. И «досидеть до звонка» у неисправимых злодеев шансов больше, чем вернуться в общество путем участия в СВО.
Мы, люди, так устроены, что реагируем на что-то яркое и резонансное. Но, поверьте мне, гораздо больше злодеев полегло на передовой, чем проскочило через сито СВО и вернулось домой. Неофициально все осужденные так или иначе помечены и взяты на карандаш. Об этом никто никогда не скажет прямо и открыто, но это есть.
Литература о спецоперации
Почему решили написать книгу о штормах?
— Как говаривал классик: «Не могу молчать». Книга родилась потому, что не могла не родиться. Потому что хотелось зафиксировать все, что я видел и чему был свидетель. Если мы не будем фиксировать реальность, завтра ее исказят фантасты и конъюнктурщики, а то и откровенные враги.
После Великой Отечественной войны появилась лейтенантская проза – писатели и поэты, произведения которых стали классикой русской литературы. Ждать ли после СВО произведений такого же масштаба?
— Да. Время большой литературы о СВО впереди. Как и после Первой мировой войны, будущие Ремарки и Хемингуэи скажут свое слово года через два-три после того, как прогремит последний выстрел СВО. Я не случайно провожу параллель с Первой мировой, а не с Великой Отечественной войной.
Скажем прямо: по сегодняшнему социальному, экономическому и политическому устройству наша страна ближе к буржуазно-демократическим странам эпохи 1918 года, нежели к советскому обществу. Поэтому принципы и способы формирования образов и переживаний будут рождаться по аналогии с империалистическими войнами прошлого – Русско-японской и Первой мировой.
Наши бойцы видят очень много того, что видели солдаты в траншеях войны 1914–1918 годов и что было бы немыслимо для советского воина. Я очень остро это почувствовал после возвращения с СВО, когда буквально через пять дней мне пришлось приехать на встречу в Москву. Меня пригласили в ресторан напротив Кремля, а у меня еще дроны в голове жужжат. Я испытал шок, подобный тому, какой описывал Маяковский (про поручика Петрова с оторванной ногой) и какой невозможно себе представить в Москве условно 1943 года.
На основе таких переживаний и будет строиться большая литература о СВО. На основе контраста между утопающей в огоньках столицы и залитых грязью по щиколотки окопах где-то под Работино.
Фото: из личного архива Даниила Туленкова, ФедералПресс / Полина Зиновьева
Спецоперация