Россия уже полтора года живет под американскими и европейскими санкциями – на этом фоне ей приходится налаживать экономические отношения со странами, которые раньше считались экзотическими. О том, как избежать зависимости от Китая, куда девать индийские рупии и какими станут позиции России в итоге, «ФедералПресс» в кулуарах Российского экономического конгресса в Екатеринбурге рассказал доктор экономических наук, член-корреспондент РАН, директор Института научной информации по общественным наукам Алексей Кузнецов.
«На самом деле санкции – это страшно»
Как изменилась структура наших внешнеэкономических связей? Чему мы научились, чего все еще не хватает?
— Мы переориентировались на страны глобального Юга. На самом деле этот тренд возник давно. С 2014-го по 2021 год среди 25 крупнейших торговых партнеров России доля стран незападного мира увеличилась с 29 % до более чем 40 %. А в 2022–2023-х она явно составит больше половины. В топе-10 по итогам первого полугодия 2023 года из западных стран мы видим только Германию и Италию, и то ближе к концу списка.
В отраслевом плане не все так благостно – мы стали более сырьевыми. С другой стороны, это обеспечивает нашу устойчивость в санкционной войне: отключить страну от цепочек создания машиностроительной или химической продукции намного проще, чем от тех, где создаются полуфабрикаты или вообще сырье. Поэтому пострадали в основном черная металлургия и машиностроение. Им сложнее быстро перестроиться, к тому же они во многом зависели от импортного оборудования. В результате три четверти нашего экспорта – нефть, газ, минеральные удобрения и зерно. И с ними все хорошо.
Некоторые рассказывают, что санкции – это не страшно. На самом деле, конечно, это страшно, это тормозит экономику. Но если наши недоброжелатели думали, что они обвалят нашу экономику, то этого не случилось. Россия смогла адаптироваться.
Есть мнение, что зависимость от Запада сменится зависимостью от Китая. Как ее избежать?
— Только одним способом – диверсифицировать географию связей с глобальным Югом. Это уже удается, но пока ненамного. Четыре наших важнейших торговых партнера, помимо Китая: Турция, Индия, Казахстан и Белоруссия.
Так, страны ЕАЭС уже используются не только для параллельного импорта, но и для параллельного экспорта нашей продукции туда, куда ее не пускают. Все, к примеру, понимают, что ОАЭ – это перевалочная база, поэтому в схему добавляется еще одна страна. Такую цепочку уже нелегко отследить.
Турция и Индия – не самые комфортные партнеры: они отстаивают собственные национальные интересы, в том числе и взаимодействуя с Украиной. Но ни американцев, ни китайцев они не любят и готовы быть нашими партнерами. Надо просто расширять этот перечень – и за счет Ирана, и за счет арабских стран.
Еще один вектор – Юго-Восточная Азия. Но там страны, особенно входящие в АСЕАН, боятся вторичных санкций США. Если мы посмотрим на статистику 2022–2023 годов, то увидим провал в торговле со Вьетнамом по некоторым позициям. Там, где американцы могут повлиять, например, в электронике, вьетнамцы очень аккуратны. С одеждой, понятно, ничего не происходит, торговля развивается.
Непаханое поле – африканские государства, куда наш бизнес пока не очень хочет идти из-за климатических условий, тропических заболеваний, разных стереотипов. Молодежь, бизнес второго эшелона нужно поощрять работать с африканцами. И локомотивом я здесь вижу крупные компании, подконтрольные государству: «Газпром нефть», «Алросу», «Росатом». Из частных, пожалуй, на это способен только «Лукойл».
Компании должны придумывать выгодные финансовые схемы для молодежи, которая готова осваивать новые рынки и получать за это достойные деньги. В советское время врачи, инженеры, горняки, не зная никаких языков, ехали в Индию и Африку за романтикой и «длинным рублем». Через два-три года они уже могли купить машину. А сейчас вы видели рекламу наших крупных компаний, которые бы расширяли свое представительство на Юге и Востоке и предлагали хорошие зарплаты молодым специалистам? А ведь именно молодым людям, здоровым и не обремененным семьями, не так страшно ехать в тропики.
Возможностей очень много даже в не самых развитых странах, просто торговля сейчас не сбалансирована: Россия поставляет нефть, газ, зерно, промышленные товары, а взамен не покупает ничего. Хотя у некоторых стран есть запасы редких металлов, которые нам сейчас интересны.
«Нашей проблемой была гигантомания»
Какие проблемы возникают с новыми партнерами? На слуху история с зависшими рупиями.
— Нам член-корреспондент [РАН, директор Всероссийского научно-исследовательского конъюнктурного института Андрей] Спартак рассказывал, что в СМИ объем этих рупий сильно преувеличен, хотя это все равно миллиарды. На мой взгляд, нужно искать нетривиальные направления их использования.
У нас в основном смотрят на советский опыт, когда мы через Индию завозили, к примеру, южнокорейскую электронику. Но если объем не такой большой, то завозить машиностроительную продукцию третьих стран вряд ли будет выгодно. Зато, например, по количеству издаваемых книг Индия в числе лидеров, там базируются все западные издательства. Это узкий рынок, но для науки очень болезненный: часть издательств вообще прекратили работу с Россией, часть ведут ее через посредников, так что цены выросли в два раза. Можно обратить внимание на фармацевтический сектор – Индия знаменита своими лекарствами. В машиностроении есть семейство компаний Tata Group, включая производителя дешевых автомобилей Tata Motors. Если уж мы готовы в Москве собирать китайские автомобили, то нужно подумать над тем, что могут предложить индийцы. То есть надо идти по тем вещам, которые нам нужны, но, возможно, оказываются вне поля зрения Запада.
В 2010-е годы нашей проблемой стала гигантомания. Мы смотрели на крупнейшие сделки и думали, что все хорошо. Мы смотрели на крупнейшие страны, отсюда зависимость от Китая. Мы смотрели на крупнейшие компании, отсюда зависимость от нефтегаза и металлургии. На самом же деле у нас представлены практически все отрасли, и надо это продвигать. Нужен индивидуальный подход, который очень не любили в «тучные годы».
Чем формы взаимодействия с новыми партнерами отличаются от тех, которые были приняты раньше?
— Иногда удается изобретать новые схемы. Например, тот же самый расчет в национальных валютах – это не обязательно одна пара. В случае дисбаланса в торговле она не работает. А если сделать треугольник, это может решить вопрос. Например, те же индийцы много работают в странах Персидского залива и получают дирхамы. Вот этот поток можно было бы использовать для оплаты российских товаров. Но это все виднее бизнесу, и никогда никакой ученый не расскажет детальной стратегии.
Когда мы говорим об инвестировании в страны глобального Юга, то там все намного сложнее, чем в развитых странах в досанкционный период. Переговоры идут очень долго, совместные предприятия, как правило, зависят от политического компонента – с какой местной силой вы договоритесь и не свергнут ли ее потом. Шикарный пример – как российские бизнесмены создали первый иностранный банк в ДР Конго. Там были четыре группировки, и наши договорились со всеми. Правда, они не очень поняли, что с этим банком делать, отказались продавать на пике цены и в итоге ничего не заработали.
«Вложения в зарубежную недвижимость – это чистое зло» какие-то отношения с западными странами?
Какую недвижимость тюменцы покупают за рубежом: «Люди хотят уложиться в пять миллионов»
— Ничто не вечно под луной, и украинский кризис имеет свой горизонт разрешения. Но я бы предостерег от того, чтобы стремиться в объятия коллективного Запада, как только санкционное давление ослабнет. Мы увидели, чего стоят разговоры о либерализме, свободе предпринимательства и тому подобных вещах. Не надо впадать в крайности ура-патриотизма и обличения во всех грехах, но ведущие страны Запада действительно занимались неоколониальной политикой. Их устраивали режимы, которые выкачивали финансы из своей экономики и выводили их на Запад – в виде банковских счетов, портфельных инвестиций и вложений в недвижимость.
По подсчетам, которые мы делали в ИНИОНе, четверть инвестиций за рубежом, накопленных россиянами накануне спецоперации на Украине, – это недвижимость. В 2009 году минимальные инвестиции составляли чуть больше 10 тыс. евро, то есть вкладываться мог даже средний класс. Сотни тысяч россиян обзавелись зарубежной недвижимостью, а ведь это деньги, выведенные из нашей экономики и лежащие мертвым грузом. Если какой-то олигарх купил металлургический завод в Европе, то он получал с него прибыль, которую мог вкладывать в России или третьих странах. Есть споры о том, во благо это или во вред, но обычно баланс положительный, ведь и те же западные страны экспортируют капитал. А вот вложения в зарубежную недвижимость – это чистое зло с точки зрения национальной экономики.
Каким будет место России в глобальной экономике после завершения украинского и санкционного кризиса?
— Оно будет зависеть от того, что мы сможем сделать внутри своей страны. Я всегда подчеркиваю, что внешнеэкономическая деятельность – это производная от того, что внутри. У нас большая страна, относительно большое население, емкий внутренний рынок. И нам надо развивать внутреннюю инфраструктуру. Из Москвы в Екатеринбург ехать больше суток, средняя скорость движения поезда – меньше 60 км/ч. Это ненормально. И когда мы будем развивать интернет, железные дороги, автомобильные трассы, а затем, по цепочке – компьютерную и транспортную технику для себя, то мы сможем с этим выйти и на внешние рынки, в первую очередь в развивающихся странах. Они далеко не всегда в состоянии покупать дорогостоящую западную технику, которая в последние годы и не настолько качественна, как раньше.
Фото: ФедералПресс / Иван Кабанов
Санкции против России