Болевые точки отечественной медицины особенно сильно вскрылись во время пандемии коронавируса. И только ленивый не вспомнил в этот период пресловутую оптимизацию здравоохранения. Нужна ли была реформа и какая, как восполнить дефицит медицинских кадров и что делать с ОМС? На эти и другие вопросы «ФедералПресс» в видеоинтервью ответила ректор Высшей школы организации и управления здравоохранением, доктор медицинских наук Гузель Улумбекова.
Гузель Эрнстовна, наверное, все понимают, что уровень развития медицины в Москве и в регионах разный, как и финансовая обеспеченность здравоохранения. Мы видели на многих примерах в апреле-мае (Коми, Дагестан, Осетия, Псков и другие регионы), что возникали серьезные очаги инфекции, когда местная медицина просто не справлялась с ситуацией. Учтены ли, на ваш взгляд, ошибки?
—Во время эпидемии и правительство, и департамент здравоохранения Москвы, где был эпицентр эпидемии, старались организовать медицинскую помощь заболевшим новой коронавирусной инфекцией. И особенно большая нагрузка легла на плечи медицинских работников. Несмотря на то что долгие годы общество и власть пренебрегали проблемами здравоохранения, они сделали все от них зависящее и даже больше. Результат был достигнут в основном за счет их беззаветного труда.
Но системные проблемы здравоохранения никуда не делись, и их надо решать. Перечислю: длительное нищенское финансирование и громоздкая система компенсации затрат медицинских организаций, неэффективное децентрализованное управление, в том числе бездарные реформы последних лет, и бесправное положение медицинских работников. Часто говорят, что деньги не главное. Но как мы решим проблему дефицита коек, скажем, в Псковской области, если финансирование здравоохранения осталось на прежнем уровне и не позволяет им ни новое оборудование закупать, ни дополнительных врачей привлекать в отрасль, ни капитальный ремонт делать? Или как мы решим вопрос справедливого распределения между регионами средств индивидуальной защиты, если у нас управление системой здравоохранения не централизовано? И вот мы с вами подходим к тем урокам, которые должны вынести в результате предшествующих лет и этой эпидемии.
Итак, первое и главное – это финансирование здравоохранения. Мы сегодня финансируем нашу систему здравоохранения крайне недостаточно. По сравнению со странами Восточной Европы, которые близки к нашей стране по уровню экономического развития, такими как Венгрия, Польша, Словакия, Чехия, наши государственные расходы на здравоохранение в 1,5 раза меньше. У них это 5 % от ВВП, а у нас почти все последние десятилетия около 3 % ВВП, максимум – 3,5 %.
Государственное финансирование здравоохранения должно быть не менее 6 % от ВВП. Если говорить в абсолютных показателях, это означает повышение с 3,5 трлн рублей в 2019 году до 6,5 трлн рублей. Для этого каждый год, начиная с 2020-го, мы должны поэтапно добавлять по 1 трлн рублей в систему здравоохранения. Без дополнительных средств мы не сможем исправить положение в отрасли и добиться повышения доступности медицинской помощи.
Надо всегда помнить, что цена нашего здравоохранения – это цена здоровья российского народа, то есть всех нас. И здесь никакой экономии не должно быть.
Вторая проблема – сложная и неповоротливая система финансирования, которая нарушает единство системы здравоохранения – это обязательное медицинское страхование. Мы должны перейти на бюджетную модель финансирования отрасли, когда деньги формируются из налогов, собираются в общий кошелек и далее централизованно распределяются по регионам в зависимости от потребности в медицинской помощи, а не в зависимости от того, сколько больных пришло в медицинскую организацию, как это происходит сегодня.
Поясню коротко. Если у нас нет эпидемии и на инфекционные койки никто не поступает, мы подумаем: так что ж, надо их закрыть, они неэффективны? Зачем они стоят? А на самом деле – мы как пожарные! Нет инфекции (пожара) – и слава богу, но это не значит, что инфекционную службу или пожарных не надо финансировать.
Третья проблема – отсутствие централизованного управления. Представьте, мы – полувоенная система. А у нас решения принимаются в каждом субъекте свои, каждый министр и губернатор действуют на свой лад. О какой единой обороне против того же вируса может идти речь? Например, в одном регионе не хватает средств индивидуальной защиты. Если бы была централизованная система управления, то их можно было бы быстро перекинуть из одного в другой регион.
«Проблемы в медицине давно назрели». Депутат Госдумы о поддержке медиков и социальных работников
Есть и другие серьезные недостатки у децентрализованной системы – то, что в каждом регионе свой уровень заработных плат медицинских работников. Например, в Москве зарплата врачей намного выше, чем, например, в Псковской, Московской и Курганской областях. И врачи оттуда едут на заработки в столицу. А что, в Курганской области люди не живут? Им помощь не надо оказывать? Там ведь тоже врачи нужны. Все это неверно! Да и в целом по стране оплата труда врачей без Москвы и Санкт-Петербурга нищенская, базовые оклады составляют всего 20–30 тысяч рублей.
Поэтому у нас должна быть единая в стране система управления, единая оплата труда медицинских работников и единое финансирование, которое справедливо распределяется между регионами и обеспечивает жизнедеятельность больниц там, где это необходимо.
За последние 10–15 лет российское здравоохранение пережило серьезную оптимизацию. Что вы об этом думаете, к каким последствиям она привела? Нужно ли оптимизировать здравоохранение?
— Оптимизация проводилась последние семь лет. Ее суть – сокращение мощностей системы здравоохранения, исходя из неверного постулата, что у нас слишком много врачей и стационарных коек. Но если сравнить нашу страну по обеспеченности врачами и стационарными койками, то мы находимся на уровне старых стран Евросоюза. А если сравнить с Германией, то на тысячу населения у нас и коек, и врачей на 15 % меньше. При этом вся Европа – это 500 миллионов человек, которые расположились на маленьком пятачке, а у нас – огромные расстояния. Это первая причина, почему у нас врачей и стационарных коек должно быть не меньше, а больше, чем в Европе. А вторая причина – у нас здоровье населения хуже, чем у них, значит и больных больше, значит и врачей должно быть больше, чтобы все могли получить доступную помощь.
Есть такой показатель здоровья населения–ожидаемая продолжительность жизни. В России она составляет 73 года, что даже на 1,4 года ниже, чем в соседней Беларуси, почти на 5 лет ниже, чем в восточноевропейских странах, и на 8–9 лет ниже, чем в старых странах Евросоюза. Соответственно, нам надо больше и медиков, и стационарных коек.
А как наши показатели по борьбе с пандемией выглядят на фоне других стран?
— В целом мы уровне европейских стран. На вторую половину июня среди стран Европы, Северной Америки и Восточной Азии самое большее число выявленных случаев приходится на США (2,13 тысячи случав), затем следуют в порядке убывания: РФ (545 тысяч), Великобритания (298 тысяч), Испания (244 тысячи), Италия (238 тысяч), Германия (187 тысяч), Канада (99 тысяч), Китай (84 тысячи), Беларусь (55 тысяч) Швеция (53 тысячи), Польша (30 тысяч) Южная Корея (12 тысяч), Норвегия (9 тысяч), Тайвань (0,4 тысячи). Этот показатель в расчете на 1 млн населения в РФ на 65 % выше, чем в Германии, Канаде, Норвегии, и в 16 и более раз выше, чем в Южной Корее, Китае и Тайване, но ниже, чем в Беларуси, Великобритании, Италии, Испании, США и Швеции.
Общее число умерших от новой коронавирусной инфекции COVID-19 самое высокое в США (117 тысяч), далее в порядке убывания следуют Великобритания (42 тысячи), Италия (34,4 тысячи), Испания (27,1 тысячи), Германия (8,8 тысячи), Канада (8,2 тысячи), РФ (7,3 тысячи), Швеция (4,9 тысячи), Китай (4,6 тысячи), Польша (1,3 тысячи), Беларусь и Южная Корея (по 0,3 тысячи), Норвегия (0,2 тысячи), Тайвань (7 случаев). Самые низкие показатели летальности (отношение числа умерших к числу выявленных случаев COVID-19) из всех рассматриваемых стран наблюдаются в Беларуси, РФ и Тайване.
Почему врачи так подвержены риску заболевания коронавирусом? Это как радиация, получается, – чем больше вокруг зараженных, тем тяжелее болезнь?
—Да, врачи постоянно контактируют с коронавирусными больными. Причем не только те, кто работает в «красной зоне». Если в обсервационной палате «нековидного» стационара подтвердится заражение пациента вирусом, это такая же опасность для врача, как и в «красной зоне». А у нас самые большие доплаты установлены только для тех, кто работает в «красной».
Чем больше пациентов с COVID вокруг, тем выше риск заражения. Чем тяжелее болеет пациент, тем больше вируса он выделяет. Естественно, врачи сталкиваются с самыми тяжелыми больными, соответственно, с самой высокой концентрацией вируса. И поэтому у них и выше риски заразится. О том, что российские медицинские работники оказались недостаточно защищенными, свидетельствует непропорционально высокая смертность среди них. По данным Роспотребнадзора, в РФ на июнь умерло 500 медицинских работников (6 % от всех умерших), в США, по разным данным, от 400 до 1000 человек (0,4–0,8 % от всех умерших), в Италии – 169 человек (0,5 % от всех умерших). Это и проблема нехватки на первых порах средств индивидуальной защиты, и их неоптимальное распределение между регионами.
У нас в последние месяцы политологи в социальных сетях переквалифицировались в вирусологов. Они считают себя вправе комментировать темы, связанные с пандемией. Они озвучивают такую точку зрения, что бессимптомные люди не могут заразить окружающих коронавирусом, якобы ссылаясь на некие исследования ВОЗ. Это правда?
—Всемирная организация здравоохранения говорила о так называемых полностью бессимптомных случаях, когда человек вообще не имеет никаких симптомов, но у него выявляется вирус. Их надо различать от пресимптомных случаев, когда просто симптомы еще не появились. Но сейчас уже точно известно, что и те и другие случаи заразны для окружающих, причем пресимптомные – как минимум неделю до появления первых признаков. Но самое опасное, что человек может и не связывать эти симптомы с новой коронавирусной инфекцией, поскольку они сглаженные (немного покашлял, температура побыла невысокая и недолго) и продолжает общаться с другими и распространять инфекцию. Поэтому так важно носить маски в общественных местах! Таким образом получается, что человек заразен примерно за неделю до появления симптомов, во время болезни и еще несколько дней после ее исчезновения. Как правило, считается, что после того как исчезли все симптомы, через 72 часа можно выходить на работу и быть незаразным для окружающих.
На пляжи можно ходить?
—На пляж ходить, конечно, можно, если человек здоров, но это не значит, что не надо соблюдать расстояние в два метра. То есть не надо «тусоваться» и «кучковаться». Маска, санитарная дистанция, расстояние со всеми незнакомыми людьми, с которыми вы не проживаете долгое время рядом, должны быть обязательно.
В речке, море можно плавать?
—Да, конечно, но воду заглатывать не рекомендую. Там много других малоприятных вирусов и бактерий. Считается, что коронавирус передается только воздушно-капельным путем, то есть при разговоре, чихании, и контактным – при соприкосновении с предметами. Правда, известны несколько отдельных случаев, когда вирус передавался фекально-оральным путем. То есть он может теоретически попасть в воду, но его заразность при передаче таким путем пока точно не доказана.
Почему в России здравоохранение финансируется хуже, чем в Венгрии или Чехии? Нужна ли нам в нынешнем виде система обязательного медицинского страхования? А почему в некоторых регионах не все желающие могут сдать тесты на коронавирус? Можно ли летом идти на пляж? Полную версию интервью с Гузелью Улумбековой можно увидеть на Youtube и в социальных сетях «ФедералПресс».
16:02 – о дефиците больничных коек.
16:20 – об уроках пандемии.
16:58 – о главных проблемах в системе здравоохранения.
17:13 – о финансировании медицины.
18:49 – о бюджетной модели финансирования здравоохранения.
20:00 – о какой единой обороне может идти речь?
20:18 – о зарплатах врачей и других проколах децентрализованной системы здравоохранения.
21:57 – об оптимизации здравоохранения.
30:12 – о заразности бессимптомных больных.
31:45 – о купании и пребывании на пляжах в период эпидемии.
Фото: ФедералПресс / Андрей Гусий
Мультиформаты «ФедералПресс»